Это выходит случайно. Нет, правда, я не делаю это намеренно!
Дым, похоже, так не считает.
И когда он смотрит на меня, я читаю среднее между "прекрати это" и "ну что еще ты сделаешь?"
После весны, перед весной
- Ксавье! Эй!
Да, на исходе мая было все то же самое. Тот же перрон, тот же солнечный день (ладно, это был вечер, и весна заканчивалась, а сейчас - только готовится начаться). И тогда с нами не было Ольги, помнишь?
Но в остальном - Ксавье возвращается после долгого отсутствия, мы встречаем его на станции, и, привлекая его внимание, я, как тогда, поднимаю руку:
- Ксавье! Эй!
Он выглядит таким счастливым.
- Я так рад, - он улыбается и закрывает глаза, прижимаясь щекой к моей щеке. - Рад вернуться.
(Как мне нравится представлять, что он возвращается к нам, а не к себе).
Мы снова идем в Башню пешком. Как тогда. И, как тогда, Дым идет впереди, слишком быстро, чтобы мы могли успевать за ним.
Ксавье идет с нами и рассказывает, как было в Питере. Почему эта история про психические расстройства и синтетические наркотики?
Уже возле дома он вопит, что ужасно хочет творожного сыра и свежего хлеба, сочетание ништяков, которые можно купить только в маленьких магазинчиках - возле моего дома и возле Башни. Ольга и Ксавье уходят за ништяками, мы с Дымом поднимаемся в Башню.
Дым зажигает благовония. Расставляет тарелки.
Дым ставит на огонь чайник. Я ставлю музыку. Я не нарочно, правда. Просто я сохранила эту песню несколько дней назад, во время ночного приступа вдохновения, и сейчас она начинает играть.
Song for Sula, с интересной фортепианной линией, в акустике с Лондонского церковного концерта.
Дым подходит, ложится на постель и остановившимся взглядом смотрит в потолок. Я запрокидываю голову назад и ложусь тоже, чтобы пряди наших волос смешались. И так до самого конца песни. Затем Дым молча поднимается и уходит на кухню.
Ольга и Ксавье возвращаются. У меня есть пятнадцать минут, чтобы нарезать бутербродов и выпить чаю со всеми, а потом мне нужно прыгнуть в автобус.
Я торопливо режу хлеб, а Ксавье, как обычно, появляется в дверях и опирается на косяк. На нем черная футболка с надписью "equinox".
- Равноденствие, - перевожу я.
- О, - Ксавье задумчиво разглядывает футболку, словно увидел ее впервые, - я не имел этого в виду.
Садимся есть. Что-то театральное во всем происходящем. На заднем плане саундтреком крутятся "Hurts".
- Оу, - Ольга обводит пространство задумчивым взглядом, - вы знаете, я сейчас такую гармонию словила.
Хотела бы я сказать то же. Но мне надо спешить.
По дороге к гостинице неожиданно натыкаюсь на Ро.
- Ты куда таким бегом?
- Швейцарцы, - запыхавшись, отвечаю я, - центральный телеканал. Снимают репортаж про всякое, а я с ними типа тусуюсь, всякое показываю.
- А, ну это завсегда, - говорит Ро, мы торопливо прощаемся, и я продолжаю рискованный забег по ледовому катку бульвара под громогласное "LA Devotee" в наушниках.
Швейцарцев зовут Стивен и Алан. Вчера я уже успела познакомить их с нашим Аланом-Алисой, на предмет ЛГБТ-активизма, а также с её девушкой Окс, Ольгой и Мари, ну и с мужем заодно. Вчера мы снимали основную часть репортажа, со мной и другими волонтерками. а сегодня - более камерная часть про меня.
Меня уже успели расспросить на предмет любви к канадской музыке и режессуре, так что, когда мы оказываемся на моей узкой кухоньке, и Алан, нацеливая на меня объектив, просит изобразить быт, Стивен кричит:
- И поставь что-то из канадской музыки! Может, из мюзикла? А, нет, подожди, поставь Селин Дион!
Короче, самая не понимая как, я оказываюсь в кадре, режущей бутеры и заваривающей кофе под "On nes change pas" (Поверишь ли ты, что это была случайность?)
Чтобы не расплакаться прямо в кадре, я начинаю подпевать про "on croit que l'on fait des choix mais si tu grattes lа". Стивен за спиной Алана поднимает большой палец вверх.
(Ты веришь в то, что я не планировала это?)