Что я делала в прошлые сутки
- последовательно изображала послушную дщерь, глупую журналистку и глэм-диву;
- пережила наезд мента и стриптизера (это два разных человека);
- читала порнофанфики вслух томным голосом;
- порвала две цепи (длиной примерно два метра каждая, одно звено толщиной с мой кулак, наверное, я больше так не буду);
- чудом избежала участи быть напоенной Джеком Дэниэлсом;
- ходила по снегу в туфлях;
- обиделась на человека, которого считаю лучшим другом.

Что это вообще было

Ро и Яр опять ночевали у меня. Спали на диване, трогательно обнявшись. Я счастлива видеть Ро в сопровождении такого человека, хоть я и не уверена наверняка, считают они друг друга парнем и девушкой или просто сосуществуют.
Утром они исчезают, оставляя после себя стойкий запах дегтярного мыла и маленькие черные наушники.

Утром я поиграла в прилежную дочь, позвонив домой, а потом пошла играть в глупую журналистку - на путинг. Штабы по разным городам снимали факты сгона людей на подобные мероприятия, ну и наш город отличился, как обычно. Вот это все я и фиксировала - списки, фотографии - делая вид, что я обычная волонтерка-студентка из едра.

Вся площадь была перегорожена металлодетекторами. На входе меня встретил мент. Моя маленькая камера Кристаль-младшая болталась на поясе, а рюкзак был почти пустой, что я и продемонстрировала, состроив безразличное лицо.
- Так, ну и почему сумка пустая? - наехал на меня мент.
"Бомбу, плять, невидимую несу", - подумала я, а вслух сказала, голосом очень глупой и очень довольной особы:
- На шопинг иду! Вот, сумку побольше взяла.
- А, ну иди, иди.

Отсняла все, что мне надо, выловила из толпы пару знакомых лиц, пошла в штаб - слить кадры.
- А вот и наша героиня, - поприветствовала меня Лена, вставая из-за своего компьютера, чтобы обнять меня.
- Ой, осторожнее, я ведь и зазвездиться могу.
Шторм иронически хмыкнул что-то неразборчивое из-под медицинской маски.
- Принесла?
- Принесла.

На Лене - новая суперская толстовка из фандрайзинга Медузы, с автозаком, на котором написано "school bus". Завидую, но примерно прикидываю, сколько такая стоит. У меня столько нет.
- Мне подарили, - отмахивается Лена.
Скидываю видео, Лена с заговорщицким хихиканьем кидает мне в ответ линк на "Смерть Сталина".

Возле штаба, естественно, встретила лысого парня М. Мы всегда сталкиваемся где-то в центре. Идешь, бывало, куда-нибудь, или на почте в очереди стоишь - а вот и он, лысый парень М., бывший политзаключенный. Клвссный чувак, но частота столкновений удивляет.

Еду домой, обедать и быстренько поработать до приезда в Башню. К восьми еду туда.
В автобусе двое гопников ожесточенно спорят о природе фольклора в сказке "Курочка Ряба".

В Башне народ валяется на кровати и смотрит Ганнибала, Дым - уже одетый: в узких черных брюках, белой рубашке и подтяжках, сшитых Мари. Выглядит божественно, конечно.

Сажусь подшивать к тунике чашечки бежевого лифчика. Шью прямо на себе и периодически пытаюсь проткнуть иглой сосок. Дым хихикает каждый раз в ответ на мое возмущенное рычание.
Дошиваю, встаю, одергиваю тунику и понимаю, что она может сойти и за платье.
- Ты так пойдешь? - восхищенно переспрашивают Дым и девушки, - воу, так раскованно.
- А и пойду, - говорю я, гордо поддергивая платье.
Могу я раз в полгода почувствовать себя объектом внимания в привычном женщине смысле, а не политической или лгбт-активисткой или любой другой публичной персоной?

Мари садится меня красить. Под сову. Я поняла, что это прямо мой тип грима - клюв на носу, тонкие перья вокруг глаз и на щеках, маховые спускаются по шее к плечу и теряются в складках черной туники. Мари сегодня в особенном ударе, и мне нравится результат.

- Дмитрий, почитайте нам вслух, мы желаем насладиться переливами вашего голоса, - упрашивает Мари.
- Не хочу, - упирается Дым. Это его любимая забава последнего времени. Упираться.
- Ну пожалуйста!
- Нет.
- Тогда я почитаю, - говорит Оля.
Она читает нц-шные посты из ролевой по ГП, в которую Мари и Ольга играют уже с год точно. Народ принимается дико ржать над метафорами. Инициативу в какой-то момент перехватываю я, и начинаю томным голосом озвучивать реплики профессора Нортмана, за которого играет Ольга. Народ ликует и пищит.

Наконец, я вспоминаю о том, что надо бы собираться. Из разных концов города к нам собираются приехать Даша, Сая и подруга Саи.

Дым выливает себе на голову поллитра лака. остальные на меня изводит Ольга, потому что я хочу быть как Хелена Бонем Картер.
- И-и... готово! Идеально! - Восклицает она.
Садимся есть мандарины, играет что-то из саундтрека Кингсмэна.
- О, не люблю "Кингсмэн", - говорит Дым.
Он в принципе не особо любит массовое искусство, но я все же решаю поинтересоваться:
- Почему?
- Они ужасающе интерпретируют Хэмингуэя, - он сокрушенно качает головой.
Ну как его не любить?..

Потом Оля в ванной жалуется, что выдавила слишком много тональника, Дым говорит, чтобы она, в таком случае, оставила ему, идет в ванную и ухитряется посадить на белую рубашку большое рыжее пятно.
- Иди сюда, горе мое, - вздыхаю я, утягивая его в кухню, - щас ототру, я отмывала кровь от таких рубашек, что мне какой-то тональник.
Он так активно сопротивляется, словно я тащу вышвыривать его в окно.
- Стой. Молчи. Где ватные диски? Господи, в этом доме совершенно невозможно ничего достать. Куда уходят запасы из аптечки? Почему я пополняю ее каждый месяц? Молчи, сказала же, это были риторические вопросы.

Не отрывая взгляда от рубашки (потому что мне нравится, как она очерчивает его ребра), сгребаю все бутылочки с раковины. Солонка, средство для мытья посуды, мыло. Как ни странно, эта комбинация оказывается удачной.
Буркнув что-то похожее на "спасибо", Дым ужом выскальзывает из моих рук.

Я не могу привыкнуть к тому, как он шарахается от попытки прикоснуться. Это причиняет мне боль почти физическую. Что я сделала и почему я этого не помню? Что он пытался мне сказать в ночь рождения Мари? Мы все еще должны поговорить. Ни один из нас до сих пор не решился вызвать другого на этот разговор.

Ольга, наконец, вызывает такси, и мы спускаемся вниз, громко топоча каблуками. В клубе негде будет переодеться, так что мы сразу выходим нарядными, накинув только куртки.

Смешливый таксист везет нас через ночь, и у меня стремительно поднимается настроение. Я собираюсь танцевать и болтать с людьми, вот что я буду делать.

До клуба мы идем по колено в снегу, вскрикивая поочередно, когда мокрый снег забивается кому-то в ботинки.
- Мы как в той рекламе, Гуччи Гилти, - говорю я, потому что нас как раз трое - Дым, я и Ольга, - только действие, блин, происходит в России.
Я начинаю громко петь что-то, что я считаю итальянской оперой. Девушки возле дверей клуба смотрят на меня с подозрением. Оскальзываясь на узких ступеньках. спускаемся в его дымную глубину.

На входе - красивый мальчик-эльф, которого я часто вижу и на других темных вечеринках. Сапфир. Я его наконец-то начала узнавать. На нем красивый золотистый ошейник, блестящая жилетка на голое тело и облегающие штаны.
- Ваши имена?
Мы представляемся, оплачиваем билеты, я поверх голов ребят протягиваю парню запястье для браслета.

- Руку протягиваешь как донор, - смеется он.
- А что, так заметно? - Ответно улыбаюсь я.

Он надевает входной браслет на мое запястье, достает откуда-то крошечную коробочку:
- Девочки, мальчики, блестки?
- Спасибо, у нас свои!
- Вижу, кто-то подготовился, - хохочет он, касаясь носа Оли пальцем, покрытым сыпучими блестками, - приятного вечера.

Танцевальный зал здесь крохотный и смотрелся бы убого в свете дня, но дым-машина превращает его в пространство без стен и с полной дизориентацией. Только светится над диджейской стойкой, собранной из бочек, алый неоновый треугольник.

На крошечном подиуме, сколоченном из двух поддонов, извивается драг-квин Селин. Где-то в углу кучкуется парочка девушек. В остальном танцпол пуст.
- Ну и ладно, - говорит Ольга, - значит, это целиком наш клуб, и сейчас мы будем тут жечь.

Нечто подобное и происходит. Первые два часа в мои уши вливается волна однообразного тунц-тунца без слов, потом внезапно начинаются какие-то невообразимо замиксованные русские песни. Так что несколько минут я развлекаюсь тем, что пытаюсь расшифровать слова:
- Топи голубе-е-ей, - воплю я на ухо Дыму, уверяя, что это я так подпеваю, - лупили люде-е-ей. Тупи и нагле-е-ей. О чем вообще песня?
- Это про жизнь, - уверяет он.

Он умеет танцевать под любую музыку. Всегда с закрытыми глазами. Знает ли он, насколько прекрасен в этот момент?

Через полчаса мне становится ужасающе жарко.
- Я хочу пить, - кричу я ребятам сквозь грохот музыки.
Они согласно кивают, и мы идем к бару.

На баре мне всегда грустно, потому что я не пью, и мне нужно как-то вежливо объяснить бармену, что можно мне просто воды со льдом, сока со льдом, льда со льдом. Иногда я заказываю кофе, но здесь нет кофе.

Ольга и Дым заказывают себе виски с колой.
- А тебе что, лапушка? - бармен наклоняется ко мне. Он похож на байкера, у него мощная, вызывающая уважение мышца, и добрая улыбка.
- Просто воды, пожалуйста. Умираю от жажды.
Селин оказывается рядом, со скучающим видом покусывая длинный ноготь.
- Из-под крана ей нацеди. Ох, деточка, ты не в церкви.
- По всей видимости, - говорю я, демонстративно задерживая взгляд на его искусственном бюсте.
Мы вступаем в вялую, не имеющую никакой цели перепалку. Мне не нравится его новый образ. Мне вообще не нравится близко общаться с ним, когда он в сценической форме. Как-то раз на вечеринке я встретила его за баром - простого открытого парня, мы весело поболтали о чем-то пару минут, и разошлись каждый своей дорогой.

Тем не менее, я получаю свою ледяную бутылку воды, и, вновь оказавшись на танцполе, незамедлительно прислоняю ее к обнаженной шее Дыма.
- Эй!.. М-м-м, - реагирует он.
Я смеюсь.
Он кладет руки мне на плечи, и мы танцуем. Мир сжимается до пятна его белой рубашки, взрезанной черными линиями подтяжек. Или мир сжимается оттого, что дым-машина работает все эффективнее, и я уже не могу различать пальцев собственной вытянутой руки.

Из клубов дыма, как джинн из бутылки, возникает Сапфир с бутылкой Джека.
- А вот кому я что-то принес? Всем!
Он ловит Ольгу, нежно гладит ее подбородок и подносит к ее губам горлышко бутылки.
- Пей.
Ольга пьет.
Джинн поворачивается к Дыму.
- Теперь ты. Открой ротик, красивый мальчик. Во-от так.
Дым тоже получает свою порцию.
- И ты...
Я делаю шаг вперед, обнимаю Сапфира за талию и шепчу:
- Не пью, но спасибо за предложение, солнышко.
- Это ничего, - ничуть не смущается он и отходит, - эй, ребята, кто-то еще хочет испить эликсира безумия?!

- В смысле блять не пьешь? - чуть позже возникает Селин и весь остаток ночи изредка предпринимает попытки изловить меня, прижать к стене и задарить халявным бухлом. Я максимально вежливо увиливаю, благо в задымленном по самое не балуйся клубе сделать это легче легкого. Селин слишком заметный - у него рост баскетболистки, длиннющие ноги, белое-белое латексное платье и искусственная грива волос ниже задницы, так что незаметно подкрадываться у него не получается.

Зато это удается второму раздражающему персонажу - безымянному бухому парню, из тех, кому просто весело и хочется поделиться радостью с людьми. Он, наверное, был даже красивым - но уж слишком назойливым.

В очередную его попытку умостить руки на моей талии я резко отстраняюсь и приникаю к Ольге.
- Ольга, я так больше не могу, давай мы лесбиянки, - я утыкаю голову ей в плечо. Ольга охотно заключает меня в объятья, и мы танцуем.

Через плечо я вижу, что чувак, ничтоже сумняшеся, подкатывает к Дыму.
- Ольга, меняем план. У нас менаж а труа.
- Легко, - она двумя шагами втанцовывает Дыма между нами, и вот уже у меня под ладонями острейшие косточки его бедер, и мы движемся синхронно в такт неизбывному туц-туцу.

Веселье идет своим чередом. Приезжает Дара, и Дым уходит танцевать с ней. Ищу глазами что-нибудь интересненькое.
С невысокого потолка на расстоянии примерно метра друг от друга висят длинные цепи с карабинами на концах.

Сапфир, проходя мимо, хватает одну, ловко вставляет карабин в одно из звеньев, чтобы получилась петля, просовывает в нее руку и раскручивается с сумасшедшей скоростью и грацией.
- Вау! - Ору я, - научи меня так тоже!
Он охотно выпускает петлю, подводит меня ближе и показывает, как надо перенести вес.
- Доверяй металлу, - объясняет он, - я подтолкну. Давай.

И меня вдруг тоже закручивает, стремительно отправляя в невесомость, так что я начинаю кричать от восторга. Позади раздаются одобрительные возгласы. Я прогибаюсь в спине, мои ноги почти не касаются пола, и я парю, пока у меня не начинает кружиться голова.
- Потрясающе! - Кричу я, наконец, выпустив цепь, - Так круто!
- Рад, что ты рада, - дружелюбно говорит Сапфир и уходит за диджейскую стойку.

В общем, надо ли говорить, что одна цепь вскоре сорвалась с крюка исключительно благодаря беспощадной гравитации. Дым, сдержанно вздыхая, привесил ее обратно (ему хватало роста), я сделала вид, что ужасно сожалею о своей неловкости (о гравитации, я имела в виду - о гравитации!). Вторая цепь оборвется уже под утро - вернее, карабин выскочит из звена, и я чудом не вывихну себе руку, но внизу будет уже совсем небезопасно.

Я ухожу проветриться, а когда возвращаюсь, вижу, как Дым и Ольга вытанцовывают на крохотном подиуме, поддерживая друг друга, чтобы не упасть. Смотрю на них с восхищением и завистью.

Трек заканчивается, и Ольга грациозно спрыгивает вниз. Плохо закрепленные дощечки грохочут.
- Ты! - Дым указывает на меня и одним движением затаскивает на подиум. Как всегда, я не успеваю понять, когда, подчиняясь рывку его рук, взлетаю в воздух. Когда он демонстрирует свою физическую силу - вот так, походя, мельком - у меня перехватывает дыхание. Что ты можешь сделать, если сосредоточишься?

Мы танцуем.
В какой-то дурацкий момент грани реальности смещаются. Мне кажется, что мы опять в апреле. Что все хорошо, мы здесь вместе с Ксавье, только он отошел к бару и застрял там, ну конечно, залипает на мускулы бармена или выторговывает скидку сиянием своих убедительных глаз. Вот-вот закончится трек, и он придет, и будет шутливо ревновать меня, а я в ответ буду целовать Дыма в шею, и Ксавье зашипит, с его непередаваемой интонацией:
- Ах, ты!..
И тогда я спущусь с подиума, уступая ему место, и буду смотреть, как они медленно танцуют под красными лучами, в тумане дым-машины.
Это кажется настолько реальным, что я ловлю себя на том, как ищу глазами вихрастую макушку Ксавье в толпе. Все так неправильно. Но это все, что у меня есть. Я опускаю голову обратно на плечо Дыма и закрываю глаза. Все, что у меня есть.

Грохот и крики внизу. Открываю глаза. Кажется, двое парней сцепились.
- Они танцуют, - уверяет меня Дым.
- По-моему, дерутся, - возражаю я.
- Танцуют, - определяет он, - впрочем...
И вытаскивает на подиум Ольгу.

Внизу происходит что-то бесноватое - кто-то пытается танцевать брейк, кто-то кричит, кто-то разливает пиво. Мы втроем двигаемся наверху, рискуя сверзиться от неосторожного шага, но внизу страшнее, и туда не хочется. Я поднимаю руку и нащупываю какой-то выступ в потолке - за него хотя бы можно держаться. Дым тут же пользуется этим, прогибаясь и скользя своим телом вниз и вверх по моему.

Наконец, безумие внизу стихает, как-то само по себе. Музыка заканчивается. На дрожащих ногах я ступаю на пол.
Сапфир тут же материализуется рядом.
- Вы там были... такие краси-ивые! - Шепчет он с восхищением.
- Мы просто пытались выжить, - с нервным смешком говорю я, - все в порядке?
- О да, о да, в порядке.

Кажется, я вижу капли крови на полу. Но вполне возможно, что это пятна выплеснутого коктейля.

Пользуясь тем, что мы оказались внизу, давешний пьяный парень оказывается рядом с Дымом и пытается поцеловать его. Дым с трудом успевает отстраниться.
- Твою мать, я год безуспешно этого добиваюсь, а ну уйди, чертов пидор! - Воплю я.
Ольга начинает дико ржать. Дым смотрит на меня с нечитаемым выражением.

На танцполе, и так не слишком людном, ближе к утру становится совсем пустынно. Сапфир присоединяется к нам в танцах и врубает Нирвану. Мы орем припевы, промахиваясь в словах, и трясем хаерами. Дым крутится на цепи, как безумный акробат, мы с Олей обнимаемся, подиум проседает под ногами, но вроде держится. Дара разбивает локтем стеклянную рамку (и кто придумал вешать в клубе рамки со стеклом?). Музыка становится совсем хаотичной, как, собственно, и наши движения. Аккуратно уложенные росомашьи ушки на голове Дыма превращаются во взъерошенное великолепие Мэпплторпа.

Наконец, в четыре часа утра, совершенно обессилевшие, мы падаем за барную стойку. Бармен смотрит на нас с умилением. Ольга медленно вызывает такси. Сапфир, проходя мимо, сует Дыму черную визитку и весело улыбается нам. Мы тепло прощаемся, падаем в машину, и она везет нас в Башню.

- Ноги гудят, просто кошмар, - демонстративно жалуется Дым.
- Ага, прямо-таки у тебя одного, - вторит Ольга.

В Башне ждет Мари, горячая вода, средство для снятия макияжа и широкая постель. Проделав все умывальные процедуры, падаю на кровать и сграбастываю в ладони ступню Дыма.
- Побуду твоим Оливером?
Дым вздыхает с таким отчаянием, словно ногу я ему собираюсь отпилить. Я деловито разминаю его ступню. Мари тихо усмехается в подушку.
- А ходить я потом смогу? - Стонет Дым.
- Блин, нет, конечно, я же этого и добиваюсь. Вон с Ксавье и его позвоночником почти получилось.

Черт, зачем вспомнила? К счастью, похоже, моя реплика пролетает мимо. Это хорошо. Хорошо.
Ситуацию разбавляет и Мари. Она закидывает ноги на стену и заключает:
- Черт, я так счастлива, в моей жизни ничего нет и я просто кричу.

Это звучит так эмоционально, что мы снова начинаем смеяться.

- Я хочу есть, - говорит Ольга, - пойдем, добудем еды.
Я вылезаю из постели, потому что мне нравится, что на улице так свежо и тихо, и чисто, и совсем нет людей.

Когда мы выходим к дороге, мимо нас проезжает первый автобус, развозящий сотрудников. Мы с Ольгой провожаем его взглядами и вздыхаем, сочувствуя всем работающим на планете.
- Чувствую себя сволочью, - говорю я. Ольга согласно кивает.
В округе открыт единственный киоск. Возле него дворник размеренно сгребает снег.
- Извините, пожалуйста, - говорит Ольга, - у вас там (кивает на киоск) нет молока?
- Какого? - задумчиво переспрашивает он.
- Коровьего, - подсказываю я.
- Есть джин-тоник.
- Ох, ну и где в этом городе взять молока? - патетически восклицаю я.
- Фига вам приперло, - заключает дворник и возвращается к работе, - знаете, выбора у вас все равно нет, это единственный работающий киоск сейчас.

Так и быть, мы покупаем какие-то чебуреки и коробку персикового сока (такими темпами я полюблю персиковый сок) и возвращаемся в Башню.

Там Дым и Мари сидят с одинаково отрешенными лицами. В колонках играют последние ноты "Mystery of Love".
- Блин, - тоскливо выстанываю я, - нас не было пятнадцать минут. Куда вы дели задор и кураж?

Дым смотрит на меня взглядом, в котором читается: "не будете ли вы столь любезны сгинуть и гореть в аду?"
- Еды своей отстойной притащили. Жрать ее сейчас будете, - презрительно цедит он.

Знает ли он, как сильно в таком состоянии напоминает Ксавье - в его темной фазе?

Делаю вид, что не услышала ("мне все равно, мневсеравно, мневсеравно" - прогоняю в голове рефреном на маленькой кухне, пока разогревается еда). Устала искать ему оправдания.

Мы с Ольгой молча едим, остальные от еды отказываются.
Думаю, что если заночую тут, надо бы выпросить одежды.
- Ты меня любишь? - Игриво спрашиваю я у Дыма.
- А что? - С подозрением уточняет он.
- Да нет. ничего... - тут я вспоминаю, что подходящая футболка есть у меня в рюкзаке, - а, я передумала, мне не нужна твоя любовь.
- Так я и думал, - фыркает он с пренебрежением.

Ну вот и что это было?..

- Спать, наверное, пора, - говорит он тоном, не терпящим возражений и принимает горизонтальное положение.
- Почитай ребенку сказку на ночь, - просит Мари и смеется, подсовывая мне телефон Ольги. Я начинаю с того места, на котором остановилась:
- "Людвиг выгибается, когда дыхание любовника касается его ключиц, и тихо стонет сквозь сжатые зубы..."

Дым, что характерно, тоже тихо стонет сквозь сжатые зубы, но, по всей видимости, выражает этим какие-то другие эмоции. Его хватает минуты на три - три минуты тщательно подогреваемого раздражения, после чего он встает и уходит на кухню.

Во мне поднимается волна ответной ярости. Мне хочется взять его за горло и вытрясти всю эту глупую чушь, которой он забил свои эмоциональные потоки. Вместо этого я злобно швыряю свои вещи в сумку и проверяю расписание трамваев. Отлично, транспорт уже ходит. Пошел ты к черту, Дым, со своими пренебрежением и злостью.

Ольга и Мари собираются вместе со мной.
Мари не выглядит особо расстроенной. Она заглядывает на кухню, мягко уволакивает Дыма в постель и говорит, что мы уходим.

Втроем доходим до трамвайной остановки, затем Мари уходит спать к себе, а мы с Ольгой едем сквозь полусонную предутреннюю Пятерку. Я плачусь, сбивчиво рассказывая о непонятном конфликте и отчуждении Дыма. О том, как сильно я люблю его и как тяжело мне выносить все это теперь, когда я истощила свои ресурсы и больше не могу спокойно воспринимать выверты его поведения.

- Приезжай ко мне всегда, когда будет нужно, - утешает меня Ольга, - если нужно поговорить или что-то в этом роде. Дверь моего дома всегда открыта для тебя.
- Спасибо.

Мне действительно нужны эти слова. И этот торопливый разговор в трамвае - пять остановок, прежде чем мы разъедемся.

Я выхожу на пересадку. Начинается новое утро.