Я должна была забрать Умера из клиники, съездить с ним в Сычевник, забрать свою машинку для стрижки и вернуться домой.
Ну, то есть, так это описал Умер. И оба мы оч-чень хорошо знали, зачем я нужна в Сычевнике.
Поговорить с Ксавье.
Как будто других дел на свете просто не бывает.
Поговорить с Ксавье.
"Он же твой друг".
"Ты же не можешь просто уйти".
Поговорить с Ксавье.
Поговорить с Ксавье.
- Эй, отгрузись, - Умер тщетно тыкал меня локтем в бок, пытаясь добиться моей реакции, - так, ты не в форме, давай я посажу тебя на автобус до дома.
- Я в порядке, - качнула головой я, - просто не знаю, о чем с ним говорить. И как говорить. И стоит ли вообще говорить. Мой ответ: не стоит.
- Тогда не езди. Я не потащу тебя туда силой.
- Мы уже едем.
- Хочешь, я запру его в комнате? Ты поздороваешься с народом, заберешь машинку, поздравишь Ксю с Днем Рождения и уедешь.
- В то время как он будет биться в дверь и орать, чтобы его выпустили? Нет уж. Если он хочет мне что-то сказать, пусть скажет.
В лифте я напряженно смотрю в стену.
- Они меня не любят. Обитатели Сычевника. Они не будут рады меня видеть. Ты ведь даже не предупредил, что я приеду?
- Это неважно. И, эй, тебя любят. По крайней мере, не воспринимают как врага. К тому же у тебя есть печеньки. Для задабривания тех, кто будет не в духе.
Дверь нам открывает Паша. Выразительно смотрит на Умера и проводит рукой по горлу.
- Ксавье. Пиздец. Привет.
Умер смотрит на меня.
- Я могу и тут постоять, - со всей невозмутимостью говорю я, - принесешь машинку, и я поехала.
- Эй, а чаю? Я обещал тебя угостить вареньем, я сам приготовил! Так, пошли-ка.
Стальная дверь за моей спиной захлопывается. Я слышу голос Ксавье.
- Но каждый из нас, в конце концов, все равно делает свой выбор. Так-то, мой друг. О, какие лю-юди!
Он сидит на кухне с Д. Между ними на столе - бутылка вина.
Ксавье абсолютно, беспросветно, отвратительно пьян. На нем - белая рубашка, которая ему явно велика, и цветастые шорты - крайне неудачное сочетание, а ведь он всегда так следил за своим внешним видом.
- Привет, - говорю я и начинаю расстегивать куртку. Это какой-то не очень удачный "привет" - не грустный, не радостный, не вызывающий, не отчужденный, вообще крайне никакой "привет".
- Лекси!
Черт возьми, я скучала по твоему голосу в моей голове.
Паша понимающе смотрит на меня и машет рукой в сторону своей комнаты.
Какие же все тут, мля, понимающие.
Умер возится с чашками, Ксавье, кажется, спрашивает: "Приехали поговорить?", на что тот грубо отвечает что-то вроде: "Уж точно не с тобой".
Что ж, мы пьем чай, Умер и Паша курят в окно. Я не была в этой комнате прежде. У нее барахлит замок, и дверь открывается при помощи ножа - парочка таких как раз лежит на гантелях у входа. Ребята пытаются научить меня открывать дверь, но я претерпеваю неудачу.
- Блин, я как та тёла из "Сплита", которая неожиданно умирает под конец.
- Спойлер! - хмыкает Паша, подбрасывает нож в руке и возвращает на место.
Обсуждаем коллекцию Пашиных елдаков и сигар, его новую татуировку ("иглами, не машинкой", - поясняет он, оттягивая воротник черной рубашки), вечеринки, фазы биполярного расстройства, гормональную терапию, Ксавье.
- Давно он такой? - я киваю на закрытую дверь. Из-за нее приглушенно доносятся взрывы пьяного смеха.
- Уже некоторое приличное количество времени, - расплывчато отвечает Паша.
- Он что-то принимает?
- Обижаешь, нам самим не хватает. Стали бы делиться еще с одним утырком.
- Ну да, логично, - соглашаюсь я.
- Слушай, мне он тоже не нравится в таком состоянии, - вдруг говорит Паша.
Честно говоря, я удивлена.
"Они не такие, как ты думаешь, - позже скажет мне Умер, - поверь мне, я встречал действительно токсичных людей. Эти ребята умеют видеть границы и не переступать за них".
Я допиваю чай и начинаю собираться.
- Вы-ы что, уже уходите? - Завидев нас, Ксавье делает вялую попытку подняться с места, - боже, этот пол такой... вредный! Я сейчас встану вас проводить.
Он идет за нами, качаясь и хватаясь за стены.
Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на него в последний непоследний раз - в свете кухонных ламп, рассеивающих темноту коридора.
Обритые волосы уже начинают отрастать (я все еще помню, какими они были на ощупь). И его рубашка. Белая, белая, какие любит носить Дым (не смей, не вздумай даже предполагать, что можешь быть похожим на него!).
- Прощай, Ксавье, - говорю я куда-то в дверь, которую Умер закрывает перед его лицом.
- Вот и все? - спрашивает меня Умер в лифте.
- Да нет, конечно. Мы все равно постоянно будем пересекаться, - машу рукой я.
Ага, раз в полгода в лаборатории. На соседних креслах в театральной ложе. В баре клуба темы. В штабе. На улице. В кафе. В миллионе мест. Проходить мимо, делая вид, что мы чужие люди?
Плакать я начинаю уже на улице. Вернее как, я вздыхаю, пытаясь успокоиться, Умер спрашивает, не плачу ли я, и я решаю ответить утвердительно, так что можно уткнуться в его пиджак, пахнущий сигаретами, и всхлипывать.
- Ш-ш-ш, Лекси, тише. Все будет хорошо. Скоро будет не так больно. Я знаю, как это, мне приходилось терять людей прежде. Ш-ш-ш, все заживет.
- Я так любила его, Умер! Я так любила его!
- Знаю, солнце.
- Я не нужна ему. Никто из нас. Ему нужны такие, как они.
- Они не плохие люди.
- Мы тоже не были.
- Вы были другие.
- Почему мне все еще кажется, что я слышу его крик о помощи?
- Почему бы тебе просто не оставить его?
- Мне все кажется, будто я могу его вытащить.
- Куда?
- К тому, каким он был... Это глупо, и я не смогу объяснить. Ты не знал его, не видел его другим. Я помню, каким он был прежде.
- Хорошо.
- Если только это не было одной большой иллюзией.
- Наверное, он для тебя действительно много значил. Я не видел прежде, чтобы ты плакала по кому-то.
- Я плачу не из-за того, что потеряла друга, ты ведь понимаешь?
- Да. Ты пытаешься завершить ситуацию.
- И она рассыпается.А я пытаюсь кинематографически обыграть этот момент.
- Проблема в том, что твой фильм - это французский арт-хаус. Красивый, искренний арт-хаус, где можно дрочить мужику потому, что это спасет его от кошмаров*. И в твоем фильме все не складывается. В моем фильме все прекрасно - это треш с авангардизмом, все идет по плану, потому что плана нет.
- А его фильм?
- О, это сложная психологическая документалка. Проблема в том, что он там даже не играет главную роль. Ее играет Рената Литвинова.
- А он подсказывает реплики, сидя в тесной оркестровой яме, - подхватываю я.
Мы смеемся, Умер сажает меня на автобус, и я еду, еду, еду, бесконечно еду домой.
* Намек на "Встречи после полуночи", конечно