- Мне тут так ску-учно, мой врач принимает только с тре-ех, - с надеждой стенает Умер мне в трубку.
- Ну щас я приеду, - охотно соглашаюсь я. Потому что все что угодно, лишь бы не работать.
Итак, мы сидим в "Хлебнице" - в качестве исключения, потому что у обоих нет денег. Очередь сплошь состоит из детей и бабулек, шутить при них шуточки за пидоров неловко, но мы стараемся. Длиннющие Умеровы ноги протягиваются под двумя столами и немножко - под прилавком с ватрушками.

О демонстративном поведении, очередях в больнице и вечерах конца сентября
На его правом запястье - голубой браслет с логотипом Сэйфбокса. Я начинаю дико его стебать - просто чтобы не думать о том, какую фазу он обозначает браслетом на правой.
- Никакую, - говорит Умер, - у меня нет демонстративного поведения. Это просто фенька. Она ничего не обозначает.
Убедил, - думаю я. Приму твою версию, захочешь что-то рассказать - расскажешь. Бедняга Ксавье, его-то переубедить сложнее. С другой стороны, от Умера никогда не исходила реальная опасность для меня - ни в его маниакальной фазе, ни в какой-либо другой. Может, я просто привыкла, что он большой, добрый, безопасный брат мой, не склонный к истерикам, депрессивным выпадам и агрессии?
Мы зачем-то отправляемся в дико дорогой кожаный магазин, где Умер присматривает себе дико дорогую кожаную куртку и обещает вернуться за ней через месяц. Какую почку ты собираешься за нее отдать - правую или левую?
Еще сорок минут мы проводим в секонде, меряя все шапки подряд. Особенно сильно Умеру идут балаклавы. И вязаные шапки с помпонами.
- Посидишь со мной в больничке? - просит Умер.
- Не-ет, - ною я, - я хочу домой, кушать, и вообще, молодежная больничка вызывает у меня тоску и потеряшечку.
- Ну пожа-алуйста!
Мы звоним Ксавье и выясняем, что он тоже будет в больничке через час.
- Ладно, - сдаюсь я, - но я начну ныть через три, два, один...

В больничке жутко неудобные ступеньки - короткие и кривые, подниматься куда-то невероятно сложно. В очереди пока всего семь человек, Умер тут же идет с кем-то здороваться.
- Видишь вон того, красивого? - довольно громким шепотом комментирует он, вернувшись, - мой одногруппник.
- Ниче такой, - соглашаюсь я, - пригласишь его на вечеринку?
- Что, вот так сразу? - удивляется Умер.
- А че б нет, жизнь коротка, - парирую я.
- Ну вообще, я бы с ним замутил, - соглашается Умер.

Через минуту я снова начинаю ныть о том, как здесь тоскливо и тяжело. Умер достает из сумки томик "Жутко громко и запредельно близко" и вручает мне. Поскольку свободных мест перед кабинетом нет, я сажусь к нему на колени. Умер кладет свою потрепанную сумку прямо на пол, утыкается лбом мне в спину и делает вид, что спит.

Примерно в таком виде нас находит Ксавье.
- Дорога-ая, ты соскучилась? - с надеждой тянет он.
- Отстань, я читаю, - буркаю я, перелистывая страницу.
- Ты меня ненавидишь? - он страдальчески поднимает брови.
- Я бы трахнула тебя здесь, но тут очередь, - отмечаю я, не меняя сосредоточенного тона. Оскар уже вышел из дома искать Блэка, и мне совершенно не до реальности.
Поняв, что от меня одобрения не добьешься, Ксавье заглядывает мне за спину.
- А ты?
- А чего я, - морщится разбуженный Умер, - я тебя не ненавижу. Пресвятая жопочешица, какой же у тебя стремный хаер!
- Ублюдок, - цедит Ксавье.
- Остыньте, мальчики, косметичка у меня, - вклиниваюсь я.

Очередь смотрит на нас то ли с завистью, то ли с осуждением. особенно пристально смотрит давешний умеров одногруппник - симпатичная мордашка, высветленные волосы, толстовка с принтом университета.

Умер, наконец, дожидается своей очереди и уходит в кабинет. Ксавье плюхается рядом со мной и тут же начинает стонать, что никто не ценит его крутую прическу.
- А ты целиком налысо побрейся, - советую я, - и татуху на затылке набей.

После больнички мы едем в Хламовник. Темнеет по-осеннему рано, в Убежище всем тащиться банально лень. Мне наконец-о возвращают часть старых долгов, и Ксавье в кои-то веки покупает еду: молоко, кофе, печенье, хлеб, жалкие поздние початки кукурузы.

Дома все рвутся на кухню - помогать. Кухня в Хламовнике примерно в три раза меньше кухни в Башне, но всем наплевать. Мы толкаемся локтями, протискиваясь к мойке, Ксавье хватает огромный тесак в красно-черное сердечко, чтобы нарезать хлеб, Умер мутит кофе.
- Господи, как у тебя хорошо, никто не орет, не рыдает на кухне, не демонстрирует шрамы, - мечтательно тянет Ксавье.
Умер тут же начинает демонстративнейше всхлипывать и закатывать рукав.
- Зар-рэжу, - Ксавье разворачивается к нему с ножом.
Умер перехватывает рукоять поверх его руки, прижимает его к мойке и целует.
Я аккуратно отнимаю нож и кладу его в раковину. Щелкает нагревшийся чайник.