После Кубы воскресенье прошло в формате:
два часа дня: проснуться, покрутить башкой, сожрать кусок арбуза, уснуть
пять часов вечера: проснуться, покрутить башкой, сожрать кусок арбуза, уснуть
восемь вечера: проснуться, покрутить башкой, понять, что хочется жрать что-то посерьезней. Встать, доползти до магазина, вернуться, порезать салат, разогреть ужин, сожрать, лечь.
девять вечера: проснуться, осознать, что жизнь прекрасна, воткнуться в наушники, вышивать.
десять вечера: подвинуться, чтобы муж лег спать, продолжить вышивать.
полночь: осознать, что вдохновение, сесть за комп, фигачить.
Так незаметно наступило воскресенье. В три часа утра я с чувством удовлетворения легла. Пока стаскивала с мужа одеяло, он проснулся. Заснули в следующий раз в пять утра. В пять пятнадцать начался дождь. В пол-шестого позвонил Кори.
Кори: оу, сейчас пол-шестого утра.
Я: точняк, доброе утро, Капитан.
Кори: мне ужасно неловко, мы с Роуг гуляли всю ночь, а сейчас снаружи просто ад, и нам совершенно некуда пойти ночевать...
Я: бедные мои кисы, ну приезжайте, че.
Кори: я тебя люблю, жди.
про встречи, Израильскую армию, череду вопросов и планы на жизнь
В общем, Кори с Роуг приехали ближе к шести утра. Встретила их в одной ральф-лорановской рубашке, заобнимала. Илья разложил диван, выдали всем сухую одежду и по стакану молока, уложили спать.
В семь тридцать написал Дым: "Лекси, я еду в город".
В восемь тридцать я проснулась и осознала эту новость.
Я: "во сколько ты приедешь?"
Дым: "В десять. Собственно, я хотел сразу же ехать к родителям, я жутко устал, голоден и нуждаюсь в дУше"
Я: "все это и немного больше есть в Башне"
Дым: "А Ксавье?.."
Я: "приедет в пять вечера"
Дым: "мне все же неудобно..."
Я: "я свяжусь с Мари и маякну"
Мари: "да, конечно, пусть приезжает, и я тоже поеду на вокзал встретить его"
Дым: "спасибо, но не стои..."
Я: "ой, все"
Вышла в магазин, купила молока и сладостей, собрала камеру и штатив на работу, на случай, если меня туда все же вызовут, и поехала на вокзал.
Уже встретившись с Мари, поняли, что не знаем номер вагона, а у поезда их двадцать. Черт возьми. Встали посередине и стали смотреть каждая в свою сторону.
Два месяца назад в той же ситуации я бежала по перрону и истошно орала: "Ксавье-е-е!" Теперь же орать "Ды-ы-ы-ым!" было как-то небезопасно, мало ли, кто что подумает.
Вот есть такие люди, которые из Изоляции возвращаются загоревшие и с довольными лицами. Это наш Дым, да.
Возвращение части меня. Я снова почувствовала себя почти цельной.
И уже через пять минут я ощущала себя так, словно не было ночи рубежа лета и двух месяцев позже. Словно никогда не было Изоляции. Словно он вообще никуда не уезжал.
Только в Башне было тихо и пыльно. Надо было заново создавать искусство. Мы купили кофе, фруктов и еды посерьезней. Дым отправился в душ, Мари перемыла посуду и стала прилаживать ароматическую палочку на алтаре. Я поставила что-то из Флоренс и пошла варить кофе.
Все было очень правильным. Дым привез каждому по засушенному букету земляники. Я расставила тарелки и кружки, и мы благостно позавтракали, выпив кофе за возвращение.
Потом Дым стал разбирать вещи и достал свой дневник-скетчбук. Мы тут же занитересованно подтянулись посмотреть новые рисунки. Дым восхитительно передает всякую анатомию. Один рисунок был особенно хорош - двое на смятых простынях, держат друг друга в объятьях, видны склоненные друг к другу макушки, светлая и темная. И вместо подписи - знак инь-ян.
- Я полистаю? - спросила я.
- Конечно, - Дым передал мне дневник.
Я перелистнула на старые записи - те, что были сделаны месяц назад, среди них - мое сбивчивое письмо-пожелание, аккуратные каллиграфические закорючки Ксавье, рисунки Кори и Роуг. Теперь они были дополнены фотографиями.
После - множество цитат из его летних книг. И короткий список под флаером из какого-то музея,видимо, план на осень:
"... 5. начать снова принимать лекарства. 6. Прочитать Майринка. 7. Не возвращаться к Ксавье"
Черт, это все еще больно. Наверное, именно поэтому не стоит читать чужие дневники, мысли и планы. Даже если тебе разрешают это делать.
- У нас есть план? - лениво осведомилась Мари, падая на кровать.
- Мне надо купить одну книгу, и неплохо было бы достать пару вещей для поездки, - Дым походил вокруг, раздумывая, не присоединиться ли к ней, а потом аккуратно присел на край.
- Тогда вперед - шопиться! - Жизнерадостно воскликнула Мари и вскочила.
И мы пошли вперед - шопиться.
Собственно, на маршруте были наши любимые магазинчики в подворотнях. В одном из них мы отоварились сразу все - и тут же переоделись. Мари досталась длинная хипстерская штука с принтом в виде кристалла, я ухватила давно присмотренную майку с этническим узором. Дым надолго завис в примерочной с очередной длиннорукавной футболкой а ля долан.
- Ну клевая же, - уговаривала я, - и, зацени, рукава кончаются точно на линии шрамов.
- А вот это довод, - согласился Дым, - слушай, глянь там на ярлычке, что за материал?
Я не могла удержаться от того, чтобы кроме ярлычка пробежаться пальцами по его боку, огладить жесткие мышцы пресса и провести рукой по линии бедер.
- Лекси, - с терпеливой улыбкой сказал Дым.
- Стопроцентная вискоза. Напомни мне, что есть вискоза?
- Это очень хорошая ткань, - торопливо заверила меня продавщица снаружи, - в основе - натуральные материалы. Хлопок там, или дерево.
- Кхм, - сказал Дым, - аргументный аргумент.
Дальше мы пошли в "Ауру", потому что мы только и делаем, что ходим в "Ауру", когда шопимся.
- Оу, - вдруг сказал Дым, отрываясь от нас, - вот это встреча.
И погнался за каким-то высоким парнем, мгновенно скрывшись за стеллажами "Котона".
Когда мы с Мари вырулили следом, эти двое уже орали и обнимались посреди магазина.
- Это Сырожа, - представил Дым, - а это мои подруги.
- Фига ты сти-и-ильная, - заорал Сырожа при виде Мари, - фига-а, научи меня так же одеваться!
- Так пошли с нами, ща мы тебя везде сводим, - предложила я.
- Ы-а-а, - с восторгом согласился он, - пошли!
В общем, так я познакомилась с человеком, который ходит в два раза быстрее меня, говорит в три раза быстрее меня, и думает, вероятно, в четыре раза быстрее меня. Мы вихрем понеслись по магазинам, примеряя все, что видели, фоткаясь на фоне манекенов, топоча на эскалаторе и выспрашивая друг у друга подробности жизни.
- Откуда ты такой взялся?
- Ты разговариваешь с без пяти минут солдатом израильской армии, детка, - гордо сказал он.
- Воу, как жизнь к тебе сурова, - посочувствовала я.
- Я гражданин Израиля, у нас обязательная армейка три года. Уезжаю через две недели.
- Черт, нет, мы же только познакомились! Не уезжай!
- Вы очень крутые! Я надеюсь, смогу куда-то выбраться с вами. И потом приеду, если на меня бомба не упадет.
- Мы будем тебя ждать, - заверила я, - эх, сегодня у нас времени до пяти, потом мы встречаем друга с вокзала.
- Какое совпадение, у меня тоже, я потом иду встречаться с чуваками.
Из "Ауры" мы пошли в очередные подворотные магазины, которые привели в дикий восторг Сырожу.
- Какое все богемное! Какое все прямо вау!
Мы затормозились на светофоре, перехватывая друг у друга бутылку гранатовой газировки и пошловатые шуточки.
- Слушай, ты пан? - очень невинный вопрос, если хочешь уточнить, втемный ли человек. На вопрос: "ты гей?" можно и в лицо схлопотать, а про пана почему-то выходит очень отвлеченно, мол, так, из чистого поржать спросила.
- Не, я асекс, - невозмутимо бросил он, - но ты прелесть, если что.
Наше время абсолютно внезапно закончилось в книжном. Мы торопливо попрощались, обменялись последними объятьями, телефонами и контактами, и я погнала людей на автобус - поезд Ксавье прибывал через двадцать минут, и мы неиллюзорно рисковали застрять в центре.
- Черт, мы что, сейчас едем на вокзал? - вдруг решил уточнить Дым.
- Ну как бы да, - ответила я.
- Я не знаю, хочу ли я его видеть. Я не знаю, о чем с ним говорить. Нам не стоит, мне кажется...
- Ну, уже явно поздняк, - парировала я, - к тому же, твои вещи все еще в Башне.
- Зачем он приезжает? У него здесь какие-то дела?
- Честно говоря, только затем, чтобы увидеть тебя.
- Ты опять преувеличиваешь, - с сожалением сказал он и отвернулся.
Он все еще может убить меня парой фраз. Как мне говорить с ним об искренности и о собственном видении, когда я была вынуждена стать ретранслятором Ксавье на долбаных два месяца?
- Пожалуйста, - попросила я, - останься еще хотя бы на час.
- Ты знаешь, что я хочу остаться, Лекси. Ты знаешь, как сильно я хочу.
И мы поехали на вокзал. И снова стояли на платформе абсолютно без понимания того, в каком он вагоне. И в итоге первым его увидела Мари.
- Ксавье!
Невероятных размеров алый чемодан. Отросшие еще сильнее волосы в распадающемся пучке. Радужный питерский значок "Love is love". Привычная полосатая долановская футболка. И его улыбка.
- О, детка! - он бросил чемодан и обнял ее.
Я прислонилась к плечу Дыма и сделала мягкий полушаг назад. Это движение, впрочем, не укрылось от Ксавье.
- О, Лекси! - он буквально подтащил меня к себе, обнимая.
- М-м, привет... - скрестив руки поверх спины Дыма, он продолжал смотреть на меня. Хрен ли ты пялишься?! Хочешь, чтобы я за четыре секунды вложила в твою голову все произошедшее в этом месяце? Или чтоб я тебе лицом гамму эмоций изобразила?
Я продолжала крайне безмятежно улыбаться. Ксавье вздохнул и расцепил руки. Дым подхватил одну лямку его чемодана.
Снова по тому же маршруту - автобус, светофор, Башня. Возле Башни - маленький фермерский магазин, куда я намереваюсь заскочить за молоком.
- О, ты же возьмешь творожного сыра с зеленью? - умоляюще складывает руки на груди Ксавье, - а я тогда за хлебом. О, Богемия!
И уносится.
Потом он ловит меня на лестнице.
- Лекс, можно задать воп... а впрочем, неважно.
- Что ты хотел спросить? - я оборачиваюсь. У него поникший вид.
- Да нет, я передумал.
- Ксавье, ты задашь свой чертов вопрос или мне узнать напрямую?
- Правда, не стоит. Я потом спрошу.
Ну, как хочешь.
В Башне я снова отправилась варить кофе. Ксавье начал резать бутерброды, Мари - их поглощать, а Дым со словами: "ну вот, ты опять на кухне! Тебе же тут скучно одной!" начал наворачивать круги по кухне. На звук пришел Ксавье, за ним - Мари, и вот уже все толпились на кухне и выжидающе смотрели на меня.
- Я смотрю, вы соскучились, да? - с улыбкой спросила я.
- Да не, кофе просто охота, - соврал Ксавье и тоже улыбнулся.
Итак, мы снова выпили кофе и Дым позвал меня танцевать в центр комнаты. Ксавье и Мари лениво развалились на кровати.
- Ксавье, хрен ли ты лежишь в такой развратной позе? - спросила Мари, аккуратно занимавшая край огромной кровати, - так и тянет полапать.
- Ну так полапай, - невозмутимо предложил Ксавье.
- Да ну, - сказала Мари, - ты больно доступно выглядишь.
- О, в этом вся и фишка, - глубокомысленно изрек он.
И все же пришла пора Дыму уезжать. Он уже успел дважды поругаться с родными по телефону и собрал по Башне свои вещи. Его зонт - фактически символ пребывания в Башне - вновь висел на вешалке. Как он туда трансгрессирует - большая загадка. Это не зонт на самом деле, это, блин, повод. Когда мальчики ссорятся, вскоре непременно начинается дождь, и Дым такой - о, я забыл у тебя зонт, надо бы нам встретиться, чтобы ты мне его передал. И все всё понимают, но таких встреч только на моей памяти было три или четыре.
Мы проводили Дыма, проводили Мари, которая сослалась на усталость, и побрели обратно в Башню. Мне не хотелось никуда ехать. Мне хотелось лежать. По пути я выцепила себе радужный значок Ксавье, и теперь ходила с ним гордая.
В Башне он принялся разбирать вещи и рассказывать мне о событиях месяца - о том, как он ездил к Альянсу, и как познакомился с Гилье, и как родственники пытались припахать его к домашним делам, и как он познакомился с отцом, и как он сбежал в Москву, а потом в Ярославль.
Из-под залежей одежды появилась черная папка.
- Вот, украл у Дыма идею, - признался он, - тут всякие заметки, планы и все такое. Я хотел тебе показать пару классных испанских книжек, и вот еще, тут конспект лекции Альянса... В общем, на, смотри, что хочешь.
И я приняла второй дневник за день, с твердой уверенностью, что делаю это зря.
Несколько набросков - девочка, старик, молодой греческий бог - длинный список испанских матерных выражений, большой опросник про счастье, помнится, кое-то он и у меня спрашивал. Что-то викканское, цитаты из его летних книг, рунические рисунки, попытки рисовать круг жизни.
О, длинный разграфленный план на осень. Среди пунктов - мелким, малоразборчивым почерком: "генетич. изм.", "заморозка", "Иштар", "круг жизни".
- О-ой, - подорвался Ксавье, выхватывая папку у меня из рук, - там, кажется, столько всякой ерунды! Мне даже неловко... Эм-м, хм. Ну, как у тебя прошел месяц?
два часа дня: проснуться, покрутить башкой, сожрать кусок арбуза, уснуть
пять часов вечера: проснуться, покрутить башкой, сожрать кусок арбуза, уснуть
восемь вечера: проснуться, покрутить башкой, понять, что хочется жрать что-то посерьезней. Встать, доползти до магазина, вернуться, порезать салат, разогреть ужин, сожрать, лечь.
девять вечера: проснуться, осознать, что жизнь прекрасна, воткнуться в наушники, вышивать.
десять вечера: подвинуться, чтобы муж лег спать, продолжить вышивать.
полночь: осознать, что вдохновение, сесть за комп, фигачить.
Так незаметно наступило воскресенье. В три часа утра я с чувством удовлетворения легла. Пока стаскивала с мужа одеяло, он проснулся. Заснули в следующий раз в пять утра. В пять пятнадцать начался дождь. В пол-шестого позвонил Кори.
Кори: оу, сейчас пол-шестого утра.
Я: точняк, доброе утро, Капитан.
Кори: мне ужасно неловко, мы с Роуг гуляли всю ночь, а сейчас снаружи просто ад, и нам совершенно некуда пойти ночевать...
Я: бедные мои кисы, ну приезжайте, че.
Кори: я тебя люблю, жди.
про встречи, Израильскую армию, череду вопросов и планы на жизнь
В общем, Кори с Роуг приехали ближе к шести утра. Встретила их в одной ральф-лорановской рубашке, заобнимала. Илья разложил диван, выдали всем сухую одежду и по стакану молока, уложили спать.
В семь тридцать написал Дым: "Лекси, я еду в город".
В восемь тридцать я проснулась и осознала эту новость.
Я: "во сколько ты приедешь?"
Дым: "В десять. Собственно, я хотел сразу же ехать к родителям, я жутко устал, голоден и нуждаюсь в дУше"
Я: "все это и немного больше есть в Башне"
Дым: "А Ксавье?.."
Я: "приедет в пять вечера"
Дым: "мне все же неудобно..."
Я: "я свяжусь с Мари и маякну"
Мари: "да, конечно, пусть приезжает, и я тоже поеду на вокзал встретить его"
Дым: "спасибо, но не стои..."
Я: "ой, все"
Вышла в магазин, купила молока и сладостей, собрала камеру и штатив на работу, на случай, если меня туда все же вызовут, и поехала на вокзал.
Уже встретившись с Мари, поняли, что не знаем номер вагона, а у поезда их двадцать. Черт возьми. Встали посередине и стали смотреть каждая в свою сторону.
Два месяца назад в той же ситуации я бежала по перрону и истошно орала: "Ксавье-е-е!" Теперь же орать "Ды-ы-ы-ым!" было как-то небезопасно, мало ли, кто что подумает.
Вот есть такие люди, которые из Изоляции возвращаются загоревшие и с довольными лицами. Это наш Дым, да.
Возвращение части меня. Я снова почувствовала себя почти цельной.
И уже через пять минут я ощущала себя так, словно не было ночи рубежа лета и двух месяцев позже. Словно никогда не было Изоляции. Словно он вообще никуда не уезжал.
Только в Башне было тихо и пыльно. Надо было заново создавать искусство. Мы купили кофе, фруктов и еды посерьезней. Дым отправился в душ, Мари перемыла посуду и стала прилаживать ароматическую палочку на алтаре. Я поставила что-то из Флоренс и пошла варить кофе.
Все было очень правильным. Дым привез каждому по засушенному букету земляники. Я расставила тарелки и кружки, и мы благостно позавтракали, выпив кофе за возвращение.
Потом Дым стал разбирать вещи и достал свой дневник-скетчбук. Мы тут же занитересованно подтянулись посмотреть новые рисунки. Дым восхитительно передает всякую анатомию. Один рисунок был особенно хорош - двое на смятых простынях, держат друг друга в объятьях, видны склоненные друг к другу макушки, светлая и темная. И вместо подписи - знак инь-ян.
- Я полистаю? - спросила я.
- Конечно, - Дым передал мне дневник.
Я перелистнула на старые записи - те, что были сделаны месяц назад, среди них - мое сбивчивое письмо-пожелание, аккуратные каллиграфические закорючки Ксавье, рисунки Кори и Роуг. Теперь они были дополнены фотографиями.
После - множество цитат из его летних книг. И короткий список под флаером из какого-то музея,видимо, план на осень:
"... 5. начать снова принимать лекарства. 6. Прочитать Майринка. 7. Не возвращаться к Ксавье"
Черт, это все еще больно. Наверное, именно поэтому не стоит читать чужие дневники, мысли и планы. Даже если тебе разрешают это делать.
- У нас есть план? - лениво осведомилась Мари, падая на кровать.
- Мне надо купить одну книгу, и неплохо было бы достать пару вещей для поездки, - Дым походил вокруг, раздумывая, не присоединиться ли к ней, а потом аккуратно присел на край.
- Тогда вперед - шопиться! - Жизнерадостно воскликнула Мари и вскочила.
И мы пошли вперед - шопиться.
Собственно, на маршруте были наши любимые магазинчики в подворотнях. В одном из них мы отоварились сразу все - и тут же переоделись. Мари досталась длинная хипстерская штука с принтом в виде кристалла, я ухватила давно присмотренную майку с этническим узором. Дым надолго завис в примерочной с очередной длиннорукавной футболкой а ля долан.
- Ну клевая же, - уговаривала я, - и, зацени, рукава кончаются точно на линии шрамов.
- А вот это довод, - согласился Дым, - слушай, глянь там на ярлычке, что за материал?
Я не могла удержаться от того, чтобы кроме ярлычка пробежаться пальцами по его боку, огладить жесткие мышцы пресса и провести рукой по линии бедер.
- Лекси, - с терпеливой улыбкой сказал Дым.
- Стопроцентная вискоза. Напомни мне, что есть вискоза?
- Это очень хорошая ткань, - торопливо заверила меня продавщица снаружи, - в основе - натуральные материалы. Хлопок там, или дерево.
- Кхм, - сказал Дым, - аргументный аргумент.
Дальше мы пошли в "Ауру", потому что мы только и делаем, что ходим в "Ауру", когда шопимся.
- Оу, - вдруг сказал Дым, отрываясь от нас, - вот это встреча.
И погнался за каким-то высоким парнем, мгновенно скрывшись за стеллажами "Котона".
Когда мы с Мари вырулили следом, эти двое уже орали и обнимались посреди магазина.
- Это Сырожа, - представил Дым, - а это мои подруги.
- Фига ты сти-и-ильная, - заорал Сырожа при виде Мари, - фига-а, научи меня так же одеваться!
- Так пошли с нами, ща мы тебя везде сводим, - предложила я.
- Ы-а-а, - с восторгом согласился он, - пошли!
В общем, так я познакомилась с человеком, который ходит в два раза быстрее меня, говорит в три раза быстрее меня, и думает, вероятно, в четыре раза быстрее меня. Мы вихрем понеслись по магазинам, примеряя все, что видели, фоткаясь на фоне манекенов, топоча на эскалаторе и выспрашивая друг у друга подробности жизни.
- Откуда ты такой взялся?
- Ты разговариваешь с без пяти минут солдатом израильской армии, детка, - гордо сказал он.
- Воу, как жизнь к тебе сурова, - посочувствовала я.
- Я гражданин Израиля, у нас обязательная армейка три года. Уезжаю через две недели.
- Черт, нет, мы же только познакомились! Не уезжай!
- Вы очень крутые! Я надеюсь, смогу куда-то выбраться с вами. И потом приеду, если на меня бомба не упадет.
- Мы будем тебя ждать, - заверила я, - эх, сегодня у нас времени до пяти, потом мы встречаем друга с вокзала.
- Какое совпадение, у меня тоже, я потом иду встречаться с чуваками.
Из "Ауры" мы пошли в очередные подворотные магазины, которые привели в дикий восторг Сырожу.
- Какое все богемное! Какое все прямо вау!
Мы затормозились на светофоре, перехватывая друг у друга бутылку гранатовой газировки и пошловатые шуточки.
- Слушай, ты пан? - очень невинный вопрос, если хочешь уточнить, втемный ли человек. На вопрос: "ты гей?" можно и в лицо схлопотать, а про пана почему-то выходит очень отвлеченно, мол, так, из чистого поржать спросила.
- Не, я асекс, - невозмутимо бросил он, - но ты прелесть, если что.
Наше время абсолютно внезапно закончилось в книжном. Мы торопливо попрощались, обменялись последними объятьями, телефонами и контактами, и я погнала людей на автобус - поезд Ксавье прибывал через двадцать минут, и мы неиллюзорно рисковали застрять в центре.
- Черт, мы что, сейчас едем на вокзал? - вдруг решил уточнить Дым.
- Ну как бы да, - ответила я.
- Я не знаю, хочу ли я его видеть. Я не знаю, о чем с ним говорить. Нам не стоит, мне кажется...
- Ну, уже явно поздняк, - парировала я, - к тому же, твои вещи все еще в Башне.
- Зачем он приезжает? У него здесь какие-то дела?
- Честно говоря, только затем, чтобы увидеть тебя.
- Ты опять преувеличиваешь, - с сожалением сказал он и отвернулся.
Он все еще может убить меня парой фраз. Как мне говорить с ним об искренности и о собственном видении, когда я была вынуждена стать ретранслятором Ксавье на долбаных два месяца?
- Пожалуйста, - попросила я, - останься еще хотя бы на час.
- Ты знаешь, что я хочу остаться, Лекси. Ты знаешь, как сильно я хочу.
И мы поехали на вокзал. И снова стояли на платформе абсолютно без понимания того, в каком он вагоне. И в итоге первым его увидела Мари.
- Ксавье!
Невероятных размеров алый чемодан. Отросшие еще сильнее волосы в распадающемся пучке. Радужный питерский значок "Love is love". Привычная полосатая долановская футболка. И его улыбка.
- О, детка! - он бросил чемодан и обнял ее.
Я прислонилась к плечу Дыма и сделала мягкий полушаг назад. Это движение, впрочем, не укрылось от Ксавье.
- О, Лекси! - он буквально подтащил меня к себе, обнимая.
- М-м, привет... - скрестив руки поверх спины Дыма, он продолжал смотреть на меня. Хрен ли ты пялишься?! Хочешь, чтобы я за четыре секунды вложила в твою голову все произошедшее в этом месяце? Или чтоб я тебе лицом гамму эмоций изобразила?
Я продолжала крайне безмятежно улыбаться. Ксавье вздохнул и расцепил руки. Дым подхватил одну лямку его чемодана.
Снова по тому же маршруту - автобус, светофор, Башня. Возле Башни - маленький фермерский магазин, куда я намереваюсь заскочить за молоком.
- О, ты же возьмешь творожного сыра с зеленью? - умоляюще складывает руки на груди Ксавье, - а я тогда за хлебом. О, Богемия!
И уносится.
Потом он ловит меня на лестнице.
- Лекс, можно задать воп... а впрочем, неважно.
- Что ты хотел спросить? - я оборачиваюсь. У него поникший вид.
- Да нет, я передумал.
- Ксавье, ты задашь свой чертов вопрос или мне узнать напрямую?
- Правда, не стоит. Я потом спрошу.
Ну, как хочешь.
В Башне я снова отправилась варить кофе. Ксавье начал резать бутерброды, Мари - их поглощать, а Дым со словами: "ну вот, ты опять на кухне! Тебе же тут скучно одной!" начал наворачивать круги по кухне. На звук пришел Ксавье, за ним - Мари, и вот уже все толпились на кухне и выжидающе смотрели на меня.
- Я смотрю, вы соскучились, да? - с улыбкой спросила я.
- Да не, кофе просто охота, - соврал Ксавье и тоже улыбнулся.
Итак, мы снова выпили кофе и Дым позвал меня танцевать в центр комнаты. Ксавье и Мари лениво развалились на кровати.
- Ксавье, хрен ли ты лежишь в такой развратной позе? - спросила Мари, аккуратно занимавшая край огромной кровати, - так и тянет полапать.
- Ну так полапай, - невозмутимо предложил Ксавье.
- Да ну, - сказала Мари, - ты больно доступно выглядишь.
- О, в этом вся и фишка, - глубокомысленно изрек он.
И все же пришла пора Дыму уезжать. Он уже успел дважды поругаться с родными по телефону и собрал по Башне свои вещи. Его зонт - фактически символ пребывания в Башне - вновь висел на вешалке. Как он туда трансгрессирует - большая загадка. Это не зонт на самом деле, это, блин, повод. Когда мальчики ссорятся, вскоре непременно начинается дождь, и Дым такой - о, я забыл у тебя зонт, надо бы нам встретиться, чтобы ты мне его передал. И все всё понимают, но таких встреч только на моей памяти было три или четыре.
Мы проводили Дыма, проводили Мари, которая сослалась на усталость, и побрели обратно в Башню. Мне не хотелось никуда ехать. Мне хотелось лежать. По пути я выцепила себе радужный значок Ксавье, и теперь ходила с ним гордая.
В Башне он принялся разбирать вещи и рассказывать мне о событиях месяца - о том, как он ездил к Альянсу, и как познакомился с Гилье, и как родственники пытались припахать его к домашним делам, и как он познакомился с отцом, и как он сбежал в Москву, а потом в Ярославль.
Из-под залежей одежды появилась черная папка.
- Вот, украл у Дыма идею, - признался он, - тут всякие заметки, планы и все такое. Я хотел тебе показать пару классных испанских книжек, и вот еще, тут конспект лекции Альянса... В общем, на, смотри, что хочешь.
И я приняла второй дневник за день, с твердой уверенностью, что делаю это зря.
Несколько набросков - девочка, старик, молодой греческий бог - длинный список испанских матерных выражений, большой опросник про счастье, помнится, кое-то он и у меня спрашивал. Что-то викканское, цитаты из его летних книг, рунические рисунки, попытки рисовать круг жизни.
О, длинный разграфленный план на осень. Среди пунктов - мелким, малоразборчивым почерком: "генетич. изм.", "заморозка", "Иштар", "круг жизни".
- О-ой, - подорвался Ксавье, выхватывая папку у меня из рук, - там, кажется, столько всякой ерунды! Мне даже неловко... Эм-м, хм. Ну, как у тебя прошел месяц?