Под Добрынинским мостом живут бродяги. В этом, собственно, нет никакой проблемы, бродяги живут повсюду. Конкретно эти соорудили себе жилище из одеял и коробок, сделали кострище, натащили мебели и жили себе спокойно.
Ровно до вечера 4 июня, когда их мирное уединение было нарушено дикими криками: "С Днем рождения, Робин!". Под мост ворвались Мари в костюме Пингвина и Ольга в костюме Нигмы, и устроили часовую фотосессию с маньячным смехом, дикими подколами, валянием на ступенях и прочими радостями жизни. Сказать, что бродяги офонарели - значит ничего не сказать.
Потом леди отправились в Башню, где были встречены Ксавье, который, по всей видимости, талантливо изобразил радушие. Так что леди решили задержаться и еще немного пофотокаться. Мари пристреливалась объективом на радужный флаг, и Ксавье с готовностью побыл моделью. Теперь у Мари есть крайне компроматные фотки, на которых он оттягивает алый свитер и так томно смотрит в камеру, что даже мне (что значит "даже"?) делается неловко. В общем, хотели бездуховное порно, а получилось искусство опять. Бывает.
Сбивчивый пост о сложности в понимании людей
Потом Ксавье сделал умную вещь и притворился, что ему дьявольски нужна Мари, чтобы помочь найти ближайший контейнер для пластиковых отходов (они хаотично разбросаны по району, и несмотря на активные ночные прогулки по неблагополучным местам, Ксавье все еще так себе в нем ориентируется). В общем, оба понимали, что это предлог для "нам нужно поговорить".
Я не знаю, за какое количество времени он ухитрился выложить ей максимальное количество информации о случившемся, ведь у них, вероятно, было не больше пятнадцати минут. Ладно, что не рассказал он, потом дотрепала я. Мари тогда сказала: "мы семья, в которой все лезут в дела друг друга, и от этого никак не скрыться". Максимально близкий круг лезущих в чужие дела сейчас представлен четырьмя, но периодически грозит разрастись.
Я была занята стабилизацией Дымка и легкими разборками по работе (два начальника не поделили меня и названивали с противоречащими друг другу приказами), когда вечером седьмого июня она написала: "мне нужна помощь". Подобные фразы предполагают немедленное реагирование.
- Едь к ней, - благородно сказал Дым, - мы все равно собирались расходиться.
- Ты не в порядке, - забеспокоилась я, хотя видела, что он возвращается к жизни быстрее, чем я прогнозировала. Он заживал стремительно - и физически, и психически, но мне все еще хотелось быть рядом каждую секунду.
- Но я буду в порядке. Давай, увидимся завтра. Передавай привет Мари. Я бы хотел ее увидеть.
И я поехала к Мари. Вероятно, предполагалось, что я буду слушать, она будет говорить, потом мы махнемся, потом посмотрим какие-нибудь видосы и так далее. В реале вышло так: я приехала, еще десять минут насиловала ее комп, лавируя между противоречивыми приказами начальников, потом разозлилась и сделала все по-своему. Потом я молча выдула кружку чая, и мы начали смотреть ее старую фотосессию по глэм-року. Потом мы все же заговорили - почти одновременно, дополняя пеструю картину последних событий новыми деталями и пускаясь в пространные пояснения.
Непостижимым для меня образом Мари снова вправляла мне мозги. Я практически слышала щелчки извилин, встававших на место. Картинка делалась четкой. Дело было не собственно в Ксавье.
Проблема была во мне. Я считала его одним из нас, нашим видом. Человеком, который смотрит на мир так же, и так же его воспринимает. И все свои взаимодействия, и все понимание его сути я строила на этом факте.
А он не был таким. Вернее, перестал им быть за полгода до нашей встречи. Его отклики были старыми рефлексами, которые наслаивались на его новую сущность и вступали с ней в конфликт. И чтобы разобрать все это, для начала надо было дать ему рассортировать и заархивировать события последнего года, а никто из нас не помог ему в подобном деле.
Эта новая информация, впрочем, пока не помогает мне понять, как действовать дальше, и как нам всем пережить это лето. Новое знание не уберегает ни от жестокости, ни от недопонимания, ни от ошибок, совершенных по глупости или из эгоизма.
Но существенная часть моей боли ушла, и я смогла дышать немного глубже.
Уезжала я, как водится, в одиннадцатом часу. Транспорта долго не было, и я стояла под окнами Башни - темными, со слабым отсветом от ноутбука в глубине комнаты. Не зашла.