Вернулась в семь вечера, и тут же в Башню с загорщицким видом пробралась Мари, а за ней Ольга.
На рубеже воображаемого лета
Часть 1. Вечер
Мари была одержима идеей превратить кухню в филиал Эрмитажа, и вот этот день настал. Народ был заранее опрошен на тему любимых художников, но вскользь, так что о плане знали только мы втроем. Девушки заказали интерьерные наклейки, Мари вырезала, а Ольга приехала помогать.
Пользуясь отсутствием людей вообще и Ксавье в частности, мы:
- раздербанили кладовую, из которой были извлечены огромные ножницы, три тюбика краски, газеты и халаты;
- врубили пошлые и крайне попсовые песенки про rich bitch (и это после выверенных до последнего звука подборок Людовико Энауди и Дэвида Боуи, после роскошно оформленных дисков Дымка и часовых записей мантр Ксавье!);
- Мари нарисовала на двери кухни голубя, который говорил "курлык епта", и глаз с ногами.
- покрасили бежевую плитку на кухне в черный цвет и стали ждать, пока просохнет.
На плитке остались белые квадраты, на которые должны были наложиться наклейки.
- А давайте на стене какую-нибудь фигню напишем, сверху все равно клеить и ничего не видно будет, так что об этом будем знать только мы, - предложила я.
- А давайте, - воодушевилась Ольга, - прикиньте, моет кто-нибудь посуду, и тут отваливается наклейка, а под ней надпись...
- "Ты пидор" - закончила Маша.
И тут понеслось. В кратчайшие сроки стену украсили надписи "если ты не голубой, нарисуй вагон-другой", "клад под унитазом", "грубые удовольствия - для тонких натур", "Pink is freedom", "все, что нас не убивает, делает нас ну такими", "всевышнее образование" и цитаты из Бэд Романса. Мари нарисовала птицу пингвина в бабочке и с зонтиком. Пингвин кокетливо переминался с лапы на лапу и томно спрашивал "Ed?"
Остаток вечера Мари, периодически издавая нервические стоны, аккуратно приклеивала наклейки и подкрашивала углы. Случайный потек краски на стене под ее вдохновением превратился в оленя. На одном из рогов сидела маленькая рогатая птица, над ними витал крылатый глаз и одинокое щупальце. "Гоша", - надписала Мари под оленем, и у нас появился Гоша.
Часть 2. Ночь
В одиннадцать вечера Ольга засобиралась домой. Мы с Мари остались вдвоем. Она блаженно потянулась и снова взялась за кисточку.
- Наконец-то опять чувствую себя хозяйкой Башни, - улыбаясь, заключила она.
- Бедняга Ксавье, - посочувствовала я, - никак не может почувствовать себя хозяином положения.
- Перетопчется, - благожелательно отрубила Мари.
Пока она заканчивала, я нашла на балконе грустноватый кусок сыра и помидор, поставила чайник, порезала бутерброды и задумчиво обозрела стоящие в баре бутылки вина.
- Жаль, что мы не будем, - сказала Мари, вставая рядом.
- Ага, а могли бы, - согласилась я.
Мы сели на полу в гостиной - с чаем, бутербродами, кексами и конфетами "рябиновый ликер".
- Как раньше, - мечтательно пробормотала Мари, - эх, никто больше не варит чай в кастрюльке.
Через двадцать минут приехал Ксавье - со своей столичной конференции по инсайтам.
- Боже, есть, спать, повторить... О, Мари!
Вскрикнув от восторга, он заключил ее в объятья.
Они не виделись, по всей видимости, пару недель - с его Дня Рождения.
- А у нас для тебя сюрприз, - воскликнула Мари, - раздевайся.
- Для тебя, дорогая, - он экспрессивно отбросил шарф и рюкзак, рванул в стороны полы куртки.
Мы засмеялись.
- Ну, что там? Показывай!
- Глаза закрой! Лекси, веди его!
По пути мы споткнулись о стулья и швабру, но кому это важно?..
- Встань сюда. Нет, еще шаг назад. Все, открывай.
- О-о-о... О-о-о! О, Мари!
Следующие пятнадцать минут мы играли в игру "угадай, где чья любимая картина". Игра осложнялась тем, что того же Рериха или Врубеля назвали любимыми два-три человека.
Я разогрела ужин и заново разлила чай. Ксавье ел и эмоционально делился подробностями конференции. Мари залезла на кушетку, забрала оттуда свои огромные ножницы с фигурным краем и принялась щелкать ими, с усилием разводя и сводя концы обеими руками.
На третий щелчок Ксавье вздрогнул, отложил ложку и с подозрением уставился на нее.
- Мари, милая, ты в порядке?
- Да все нормально, - отмахнулась она, не переставая извлекать из ножниц художественный скрежет, - просто немного отхожу от всех этих событий. Я была несколько отстранена от реальности, так что в моем мире пока только Лекси, Оля и немного Кори, но это вынужденная мера. Ты мне немножко пока чужой. Просто дай мне время.
- Хорошо, - осторожно сказал он, - М-м, я должен извиниться за то, что надавил на тебя тогда, на форуме по инновациям, ты не хотела идти, а я тебя заставлял, мне очень жаль.
Фух-х, мои выговоры не проходят даром. Ну да, я тогда едва не вырвала ему прядь волос и поцарапала шею, объясняя, насколько сильно я расстроена тем, что он обидел мою подругу.
- Да пройдет, - отстраненно сказала она, - я не сержусь. Мне тоже жаль, я, наверное, подвела тебя.
С кончиков сведенных лезвий посыпались искры.
- Дорогая, у тебя такие классные ножницы! - воодушевленно начал Ксавье, - Такая интересная форма лезвий, можно взглянуть?
- Нет, - кокетливо отрезала она, пока в метафорическом смысле.
Опасная фаза.
- О, милая, - продолжал ворковать Ксавье, - просто отдай мне их, будь хорошей девочкой. Я знаю, я совершал много всякой ебанины, но насилие - не выход!..
- Черт, почему со мной нет диктофона! - вскричала я, разряжая обстановку, - я бы записала эту фразу и транслировала тебе на бесконечном повторе каждый раз, когда ты в очередной раз вознамеришься эту ебанину совершить!
Допив чай, Мари засобиралась домой. Мы пожелали ей спокойной ночи, и вскоре тоже легли спать.
Часть 3. Утро
Семь утра в Башне. Мне снится длинный и запутанный кошмар о моих родителях, которые бесконечно ссорятся из-за ерунды, в то время как я пытаюсь поболтать с духом прабабушки. Параллельно идет второй уровень сна, в котором Дым стоит на железнодорожной платформе, а я пытаюсь приблизиться к нему, бегу по крытому перрону, но не становлюсь и на метр ближе. Над всем этим безобразием раздается голос Ксавье: "Лекси! Лекси! Эй!"
"Так, ну и куда просыпаться?" - недоумеваю я. Когда я засыпаю не в Башне, его голос часто глючится в моей голове, поэтому воспринимать его как часть объективной реальности сложно.
Наконец, я осознаю себя и открываю глаза.
- Да наконец-то, - возмущенно тянет Ксавье, - ты же хотела встать вместе со мной, чтобы поехать и поработать!
Сонно выглядываю в окно - за окном ад, хлещет дождь, и ветки сирени бьются в стекла.
- Пиццу закажу, - мечтательно тяну я, - пока везут, еще поваляюсь. Интернета тут нет, а у меня дома его тоже нет, потому что я его не оплатила.
- Эй, с таким планом я тоже остаюсь дома, - охотно соглашается Ксавье и плюхается на кровать, - тебе какой соус взять?
- Не-е... ты должен учиться... я должна быть социально ответственной единицей... мотивировать тебя...
- Да-да-да, - успокаивающе бормочет он, - баю-баюшки-баю...
- Так, стоп, - я резко сажусь на кровати, - давай-ка без этого. Мне работать надо.
Он иронично выгибает бровь, но спросонья я мрачна. Со вздохом он поднимается тоже.
- Чаю? - ух ты, приступ утренней галантности.
- Буду очень благодарна.
Я ползу умываться, лениво нацепляю на себя шмотки и вываливаюсь на кухню.
- Доброе утро, Гоша, - говорю я нарисованному оленю. Кухня все еще приводит меня в состояние эстетического оргазма, - Ксавье, будешь бутерброды с сыром?
Мы оторопело смотрим на сиротливо лежащий посреди тарелки кусочек хлеба.
- Нет, спасибо, - благородно отказывается он.
Ну и ладно, тут кексики есть.
Мы собираемся, перебрасываясь вялыми утренними подколками ("-где все ремни в этом доме? - там, куда ты их спрятал. - а, ну тогда отвернись на минутку... м-м, черт?! - в спортивной сумке на балконе. -Лекси!"). На выходе я отдаю Ксавье ключи. Он задумчиво тыркается в нижний замок. Ключ не подходит. Я молчу. Ксавье чертыхается, перебирает ключи, скребет замок ногтем и, наконец, жалобно смотрит на меня. Я отбираю ключ, втыкаю в верхний замок и проворачиваю.
- Нижний сломан. Уж месяц как. У тебя провалы в памяти? - участливо интересуюсь я.
- Ты ничего не видела. И никому не расскажешь, - с надеждой говорит он.
- Ты б смены брал пореже. И спал почаще. Глядишь, и отпустило бы.
- Поспишь тут с вами почаще! - шипит он.
- Еще скажи, мы виноваты. И что мы к тебе пристаем по ночам. И в три часа утра лезем Бальзака пообсуждать.
Ксавье захлебывается возмущенным вздохом. Но у него нет документальных свидетельств. А у меня есть.
Богиня, милостью своей даруй нам светлую ночь первого дня лета.
@темы: так и живем, люди удивляют, бытовые мутации, люди восхищают, но было приятно, спасибо (с)
Ну а фоточки всего этого - я тут подумываю инстач завести, но боюсь, что он будет слишком упорот.
то неловкое чувство, когда тебя разрывает, как хочется писать и постить, а низзя.
Ты уж и имена поменяла, и место действия, а все равно чет низзя.