[Alma-Almond]

Ненависть подступает волнами, кажется, что это не ты, а мир вокруг сходит с ума. Хочется избегать общественного транспорта, но Хламовник слишком далеко, чтобы преодолевать эти расстояния на Секуре, колеса которого дребезжат от старости. Добираюсь до центра, распихиваю приоритеты. Прохожу мимо колонн торговой галереи, которую облюбовала так называемая "Тусовка Т.", мельком считываю надписи, слой за слоем, взгляд цепляется за свежее косоватое граффити, перечеркивающее одну из колонн - "Мы не ошибка".

ненависть, неон, невесомость и другие "не"

Долго жду Олега на площади. В тени возле полицейской будки притулилась, как злобный дух, женщина из НОДа, завернутая в свой черно-рыжий флаг. Странно, что одна, они же толпой предпочитают ходить. Едва она раскрывает рот, чтобы высказать какую-нибудь невероятную истину, как на площадь высыпают ликующие кришнаиты - с их барабанами и гитарами, танцующими женщинами, мантрами и цветными одеждами. Расписанный белыми красками мужчина подходит ко мне и мы обмениваемся благословениями. Женщины посылают мне воздушные поцелуи. Я пытаюсь запечатлеть этот контраст - пляска жизни, прославление бога на солнечной стороне площади и сочащееся отвращением темное пятно в квадратной тени полицейского поста.

Олег присылает море извинений и обещает подъехать через полчаса, зато пишут девочки, которые тоже хотят подтянуться и погулять. Ожидание затягивается. Отправляюсь в книжный и покупаю Оруэлла. Его перевыпустили в переплете, но я помню маленькую книжку в такой же обложке, которую я тщетно пыталась осмыслить в утро после ночи Рубежа: полоска засохшей крови на тыльной стороне ладони, пустота в голове, запах жасмина.

Приезжает чувак с железками, обмениваю их на деньги и закидываю в рюкзак. Приезжает мой муж, затем Лин, и окружающий мир, наконец, становится просто матрицей, набором рандомных людей, которые, впрочем, все еще настойчиво проходят сквозь меня на пешеходной зебре.

Встречаем остальных, берем кофе и выпечку, выходим на набережную. Новое любимое место, огромные деревянные буквы возле самого моста - с видом на реку, закат и подсвеченное колесо обозрения. Забираемся в мягкий знак, сваливаем рюкзаки на песок, переплетаем ноги. Невдалеке какие-то подростки плещутся в воде (24 апреля - самое время). Еще дальше тренируются фаерщики - огненные шары взлетают в воздух и опадают снопами искр. Фотографируем закат, болтаем. Олег выпивает банку сидра и немедленно начинает ругать себя - ему завтра снова в больничку. На нем тестируют новый препарат от эпилепсии. Жар с неизменно маньяческой улыбкой зовет меня в пятницу обратиться в феникса в его студии, охотно соглашаюсь, подкалываю: "наконец-то прославленный художник обратил на меня внимание".

Вечереет, с реки веет холодом. Жар обнимает себя за плечи - он в легкой футболке. Отдаю ему свой плащ, а Илья заворачивает меня в запасную толстовку. Олег раскрывает руки для остальных и обнимает их. Его корпус источает мягкое тепло, и все тут же подбираются к нему ближе - греться. В какой-то момент я тоже оказываюсь у его плеча, сворачиваюсь, нежась в тепле, почти засыпаю. Совсем стемнело, Олег зовет забраться на какую-то крышу, и половина нашей компании охотно следует за ним. Долго прощаемся у колонн "Тусовки Т.", надпись "Мы не ошибка" чернеет над нашими головами, уличные музыканты яростно взводят смычки, мир почти уютен.

Утро пятницы наполнено взвинченными спорами о грядущей демонстрации, и я снова злюсь, и весь остальной мир снова отчужден. Жар зовет встретиться в три возле вокзала, я сумбурно собираюсь, раздумываю над тем, какую одежду будет не жалко запачкать красками. Побеждает не здравый смысл, но манифестация - надеваю черную тунику с огромным радужным принтом "Human". Мир враждебен, но я враждебнее. Одно слово ненависти в мою сторону - и я вцеплюсь в лицо. Долго торчу на автобусной остановке, готовая растерзать мир, но тут мимо проходят двое парней - мулат с восточными чертами лица и бледный до прозрачности блондин. Прощаются, блондин делает шаг к автобусу, а мулат вдруг бросается к нему с умоляющим "Постой!", обнимает неистово, вжимается в плечо. В груди теплеет. Мир есть любовь.

У самой конечной остановки звонит Жар, сбивчиво объясняет, куда мне нужно пойти. Хочется отвечать ему тем же.
Я: ты где вообще? Я тебя не вижу.
Жар: я в машине
Я: и что это за машина? Чувак, тут парковка.
Жар: ну-у... машина дорогая. Белая.
Я: я вздернусь с тобой.

Водитель моргает мне фарами, и я со вздохом облегчения устремляюсь к блестящему мерседесу.
- Привет, - произносит парень на водительском и с места втапливает соточку.
- Куда мы едем? - недоумеваю я, когда машина стремительно пересекает проспект и ныряет под мост.
- Вообще к Дыму, - смущенно пожимает плечами Жар, - мне от него кое-что нужно. Для дня рождения Кори.
- Ну круто, - вздыхаю я, - покатаемся.

Хотя на самом деле я очень рада увидеть Дыма.
Мы совсем перестали видеться. В какой-то момент я перестала навязываться, а он не сделал движения навстречу. Учится выживать один. Я учусь уважать это.

Его волосы теперь едва ли не длиннее, чем у меня. Сбросив сумки на парапете общажки, он наклоняется над набросками Жара, улыбается рисунку Роуг в левом углу, быстро строчит свои пометки. Он не приедет на сам праздник, я уже знаю. Он перестал бывать в Башне. Но он склоняется еще ниже над рисунком, ветер треплет его волосы, а из-за ворота футболки выскальзывает серебряная подвеска с моим кольцом. Острия двух треугольников все еще будят его от ночных кошмаров, впиваясь в ключицу.

- Хочешь поехать с нами? Пробудить, так сказать, своего внутреннего феникса, - спрашиваю я.
- Не сегодня, - Дым качает головой, - но ты знаешь, что я хотел бы.
- Береги себя, - обнимаю его на прощание.
- Это будет тяжелое время.
- Но ты справишься.

Возвращаемся в машину.
- Может, познакомишь нас, наконец, - ехидно интересуюсь я.
- Ох, конечно, - спохватывается Жар, - Алексей, сегодня он будет тебя фотографировать.
Хочу пошутить что-то о настройках социальной программы Жара, но обрываю себя. Не все вещи даются легко.

Заезжаем взять еды и оказываемся, наконец, на парковке автошколы.
- Мы тут снимаем офис, - говорит Жар, - хорошее место. Никому нет дела.

Окна в небольшой комнате занавешены баннерной тканью, за дверью - туалет: большие технические умывальники, запах дешевых сигарет и неплохой вид на учебные корпуса железнодорожников. В основном помещении - обшитая черной тканью платформа, убитое пианино, широкий стол, заваленный красками, фотооборудование в углу, несколько ультрафиолетовых светильников на штативах.
- Можешь переодеться здесь. Если стесняешься, я отвернусь.
- Почему я должна? - недоумеваю я. Сбрасываю джинсы и футболку "Human" на крышку пианино, надеваю черную шифоновую юбку.
- У тебя интересное тело.
- Все вопросы к моему геному. Ну или создателю, если тебе так больше нравится.
Жар фыркает, дезинфицирует кисть и откупоривает контейнер с синей наклейкой:
- Аллергопроба.
Протягиваю правую руку, на запястье ложится голубая полоска.
- Специально купил хорошие кисти для тебя. Чувствуешь, это не синтетические составляющие, это беличья шерсть!
- Жар, чувствительность моей кожи далека от твоих представлений о прекрасном.
- Ка-ак можно не ощущать разницы?! - он тыкает в меня первой попавшейся под руку "синтетикой", - жесткость, укрывистость, вообще же все другое!
- Ладно, ладно, - поспешно соглашаюсь я, чувствуя, что он закипает.
Но его уже несет:
- Не могу так работать! Мне нужен нормальный контейнер с сеткой на дне, иначе пигмент выбивается не полностью, потом цвета смешиваются! Ужасно!
И уходит в коридор - страдать.
- Ох уж эти художники, - мягко отзывается Алексей, который невозмутимо настраивает оборудование, - тонкая натура. Вернется минут через пять.

Да и я тоже хороша. Не расстраивай маньяков, даже если они с тобой в приятельских отношениях.

Жар возвращается успокоенный и повеселевший уже через пять минут, Алексей успел приспособить несколько пластиковых стаканчиков под краски, выключить свет и включить музыку.
- Сойдет, - мирно комментирует Жар, - запястье не жжет? Чувствуешь что-нибудь?
- Нет, ничего, - беру протянутую влажную салфетку и стираю голубую черту, как мне кажется, бесследно.
Но Жар усмехается, щелкает лампой, и моя рука вдруг вспыхивает сиянием. Под кожей оживают голубые вены и крошечные точки, похожие на созвездия.
- То ли еще будет, когда я закончу. Сядь сюда.
Приглушенный фиолетовый свет лампы почему-то слепит меня, студия окутывается сероватым туманом. Я опасаюсь за свои новые глаза, так что прикрываю их и следующие полтора часа слушаю музыку и комментарии Жара к ней.

Чувствую движение обнаженной кожей, он подтаскивает ближе какие-то провода.
- Что это? - я открываю глаза и вижу толстый кабель с пистолетом-дозатором на конце.
- Аэрограф. Он вообще-то для машин, но я его допилил немного. Смотри.
Он приставляет дозатор к моему плечу и нажимает на рычаг. Мельчайшие капли краски вплавляются в кожу.

То, что кажется пятнами гуаши на свету, под ультрафиолетом превращается в космическое сияние. Когда Жар заканчивает выводить на мне линии, я смотрю на себя - и цепенею. От моих рук исходит голубое свечение, которое перетекает под кожей, отражается от поднесенных пальцев.

- Двигайся.
Я поднимаюсь, прохожу к платформе - и падаю в звезды. В колонках - Patricia и South London, я танцую, отталкиваясь от стен, взлетаю и опускаюсь.
Алексей возвращает меня на землю ритмичными возгласами "Замри.... замри... замри", и я останавливаю себя в прыжке, в изгибе, в повороте.
Жар приносит бокал со светящейся голубой жидкостью и выплескивает на меня - краски кое-где плывут, и кажется, будто они плавятся, деформируют мое тело. Фотоаппарат, грустно щелкнув заевшим затвором, сдыхает, но мне уже все равно, и ребята снимают на все попадающие в обзор телефоны. Жар в экстазе разбивает бокал и даже, кажется, проходится по осколкам.

В дверях появляется Лин, ошарашенно шипит, потом требует у Жара тоже навести ему красоту. В своеобразном линычевым понимании красоты, конечно. Так что у меня есть пара фотографий с розово-усатым Лином. Чистый дивижн-3 из Легиона.

Надо ли говорить, что тщетно умывалась я в огромной металлической бадье технического умывальника, под гогот Лина? Собственно, смыла только руки по плечи, остальное прикрыла футболкой, а с лицом вообще пофиг, мне кажется, что в моем районе уже привыкли к моим возвращениям с вечеринок в мейкапе Дэвида Боуи периода Starman.

- Надо будет повторить, - дружно соглашаемся мы по дороге домой. Алексей любезно подбрасывает нас до площади, где Жара ждет его друг. Друг встречает нас смятением и пирсингом на лице, мельком обнимаю его и остальных. Домой.