[Alma-Almond]

Обряд прощания славянки проходит в лучших традициях. Отстранено наблюдать даже интереснее.
Такая пустота образовалась - даже не знаю, что мне туда положить, Ксавье.
Все уходят, и ты вали, пожалуйста, побыстрее.

Nobody gets what they want anymore

Дни пошли все сумасшедшие - весна. В темной прихожей сую ноги в разные сапоги, а замечаю только на вокзале, когда начинаю хромать сильнее обычного и металлически стучу одним каблуком. Сначала думаю о том, что где-то на Иерихоне набойку посеяла, а оно вон как. Захожу в здание вокзала - никого из наших, и только шепот над самым ухом:
- Эс-с-си.
Поднимаю голову. Так и есть, угрелись наверху, голубки. Странная компания собралась тебя проводить. Никого из первых, кроме меня. Мари словила социофобушку, Ольга работу, Дым долго раздумывал, потом послал мне сообщение, что-то вроде: "ты скажи ему, может, у него будет наконец-то новая жизнь, а не вот это все". Опять я ретранслятор. Даже уже не удивляюсь. Иерихон и вообще весь Берлин меня вскрыл, как консервную банку, и как мне теперь с этим дальше?

Поднимаюсь наверх к парням, рассеянно обнимаемся. Они приехали еще полчаса назад. Кто-то настолько плохо знает Ксавье или все же дает ему последний шанс? До отправления поезда, по его сообщению, минут двадцать.
- Да позвоните ему уже, - раздосадованно ворчу я.
Ксавье хрипло шипит в трубку, что он уже на платформе, и что он ошибся - до отправления поезда семь минут.

В череде объятий я успеваю только коснуться его плеча, провести вверх по стриженному затылку и снова пообещать, что приеду. Он на краткий момент кажется похожим на себя прежнего. На самого прежнего - мальчика с монохромной бледностью и распахнутыми черными глазами, которого я вытащила из лаборатории в первый теплый день весны. На мальчика, который знал санскрит, с которым мы тянули мантры, лежа на прогретом склоне под солнцем. На того Ксавье, который все делал через край - целовался, пел, ненавидел. На того Ксавье, который готовил ужин в тесной кухоньке Башни, когда мы пели Блюз для Сент-Экзюпери, и я сказала другому мальчику, его другу, что здесь он в безопасности, и в первый раз прикоснулась к его волосам.

Ксавье втаскивает на подножку свои чемоданы и не смотрит ни на кого. Мне хочется сказать ему кучу всего - что его записи я не трогала, как он и просил, запихнула всю сумку в шкаф. И чтобы он был осторожен. И что для экстренной помощи есть в том городе один парень, его зовут Кай, он из Братства, он поможет, ну да ты и так знаешь, ты береги только себя, что ли. Для каких-то других, которые у тебя теперь будут, для новой твоей жизни, и уезжай уже, не трави душу.

Оставшись на перроне, мы находим его окно и долго, сладострастно тычем в него средние пальцы. Вечеринка бывших, - вспоминаю я наше с Умером определение. Бывших друзей, бывших врагов, бывших любовников. Объединенные теперь тем, что выброшены из его жизни. Мы переглядываемся.
- Надо выпить, - первым решается Олег.
- Я домой, - тут же откалывется Окса, - мне завтра утром снова сюда, встречать еще одну потерю потерь.
- Я тоже поеду, - говорю я. Я всегда отказываюсь от веселья.

Долго еду домой в дурацких своих разных сапогах. Все по-дурацки получилось. И жили по-дурацки, и разошлись по-дурацки. Ветер все никак не теплеет, хотя безумие уже разливается в воздухе. Весна.