- Приезжай к нам, - просит Дым, - я познакомлю тебя с Дарой.
Дара - это его вторая половинка. Его отражение, зеркальная копия, девочка с его планеты.
И когда он так говорит о ней, я с удивлением ловлю себя на том, что ревную.
Я приезжаю после изматывающего дня, в котором были съемки в массовке, болтовня с Умером в перерывах, беготня по городу, поиски реквизита для фотосессии, которую Дым решил организовать в Башне.
Все происходит сразу и одновременно.
Ночь в Башне. Дым и Дара
Раз. Умер учит меня обращаться с фотоаппаратом - я подумываю купить его, но у меня никогда прежде не было зеркалки, и теперь я впитываю поток новых терминов и инструкций. Умер действительно хорошо объясняет. Ему бы пошло быть учителем.
Два. Ро скидывает мне заманчивое предложение - отправиться с ней и Крис к морю, на сбор мандаринов.
Три. Шлейф в моем ноутбуке дышит на цифровой ладан.
Четыре. Дым зовет приехать на ночь - предаваться богемным удовольствиям.
Пять. Я еду сквозь сумрак и дождь, с новой музыкой в плеере и горой мыслей в голове. Я взлетаю по лестнице, я открываю дверь, и вот я уже в теплом рыжем свете гостиной.
Вечер прекрасен. Я ем печенье и пью свой чай, а Дара и Дым болтают. Она учит его каким-то художническим приемам, толкает в бок, смеется. Подбивает его рисовать углем, а он почему-то сопротивляется, говорит, что опыта мало, и что он привык к карандашам. Они срочно решают рисовать меня, ставят в угол стул и лампу.
- Мне раздеться? - уточняю я.
- Да, - говорит Дара.
- Нет, - одновременно с ней говорит Дым.
Дара смеется. Долго решаем,что же они в итоге хотят рисовать - портрет или обнаженную натуру. Портрет.
- И чтобы тебе не было скучно, - Дым ставит напротив меня ноутбук, подключает колонки, - я же тебе тысячу лет хотел показать.
"И все же Лоранс". Очередной сочно-невероятный шедевр Долана. Мы обсуждаем каждый кадр, из-за чего фильм постоянно приходится ставить на паузу, и Дым начинает на нас шипеть. Потом он так же шипит на меня, когда начинает рисовать мои губы, а я пытаюсь что-то сказать. Меня восхитительно забавляет его бурное возмущение.
- Бог ты мой, взгляни на эти цве... - начинаю я.
- Цыц, - строго говорит Дым.
Я умолкаю на минуту, но это сильнее меня.
- А здесь Стефа имеет в ви...
- Молчи! - рычит Дым, - молчи, или я тебя убью!
- Он прелесть, правда? - Говорю я Даре и затыкаюсь, наконец.
Через два часа два портрета готовы. На обоих я выгляжу какой-то слишком грустной - как и всегда, когда у меня сосредоточенное лицо.
- Чаю, - стонет Дым, - у меня уже просто руки отваливаются.
Мы пьем чай и снова разговариваем. У меня с Дарой тоже много общего, но у них с Дымом, наверное, все же больше.
Последние сорок минут фильма мы досматриваем на кровати, потом ложимся и начинаем травить байки. Дара пьет транки, но это не сильно ущемляет ее живость. Над нами горит гирлянда, и в этой постели снова трое, и снова можно пихаться локтями, щекотать Дыма под одеялом, греть ледяные ноги своими, теплыми, отбирать медведя, который все еще лучше всяких подушек.
Дым начинает рассказывать страшную историю, о том что недавно ему приснился жуткий кошмар про божество с головой петуха, которое притаилось в темном углу Башни и преследовало его.
- Ужас, - воплю я, закрывая уши руками, - зачем ты рассказываешь такое на ночь!
- Ну, ты же спишь посерединке, - утешает меня Дым, - если оно придет, оно явно начнет не с тебя.
- Отку-уда ты знаешь, - ною я, - ты тощий, ты ему не глянешься, а Дара далеко-о! А я - маленькая сочная сосисочка между двумя половинками булочки, которые вы...
- Я т-тя спасу, - сонно говорит Дара и вырубается.
Моя бессонница милостиво отпускает меня, и я проваливаюсь тоже. За окном грохочет первый трамвай.