[Alma-Almond]

- Давайте пойдем сегодня туда, где мы еще ни разу не были.
Над Ксавье довлеет какой-то нездоровый фатализм. Давайте делать вещи, что мы не делали, в местах, где мы не были. Давайте поедем в Питер, я ни разу не был в Питере, давайте сделаем это сегодня, завтра, только не потом. Куда ты так торопишься, друг мой?

о красивых местах, событиях год назад и "Воображаемой любви"

Мы с ним и Мари встречаемся в центре, несмотря на дождь. Дождь, впрочем, скоро заканчивается. Идем сквозь плотный строй промоутеров с листовками от Навального, Яблока и Едра.
Вокруг очень много полицейских. Мари берет меня за руку, я сначала думаю - от волнения, но потом понимаю, она хочет играть в нашу игру: "притворить членом ЛГБТ, чтобы позлить их". Склоняю голову на плечо Мари, Ксавье громко восклицает: "вы еще поцелуйтесь тут!". Смеемся. Полицейские смотрят с неодобрением, но не подходят к нам.
Наконец, выходим на набережную. Набережная полнится итальянскими туристами. Ксавье восхищенно восклицает: "миа кара!" и ходит за ними хвостом. За Ксавье лениво тащимся мы. Пахнет шашлыками. В дорогих ресторанах справляют выпускные.

Сегодня нас всех тянет рассказывать истории из прошлого, так что мы вяло играем в игру: "что я делал в этот день год назад". Я предполагаю, что в этот день год назад мы с Мари были на карьерном озере и ели подаренные шашлыки.

Ксавье рассказывает очень романтичную историю о том, как ровно год назад в этот день он прятался в красивом полузаброшенном саду церковного прихода. Там его нашел молодой семинарист, ликом прекрасен и тих, и провел ему целую экскурсию, рассказывая о цветах и деревьях.

Мы отправляемся на ужин в ПостФуд, маленький ресторанчик, где мы все ни разу не были. Там очень богемно, еду приносят на деревянных подносах, а на книжных полках стоят книги с репродукциями Гогена и Тулуз-Лотрека.
- Дыму бы здесь понравилось, - говорит Мари, - он любит Гогена.
- Ага, и Тулуз-Лотрека.
- Почему мы говорим о нем? - спрашивает Ксавье, вроде с недовольством, а вроде и нет.
- Потому что мы всегда говорим о ком-то третьем (или четвертом), когда его нет с нами.
- Ну не знаю, мне сейчас достаточно вас, чтобы наслаждаться, - говорит Ксавье.
- Мне тоже, - с нажимом говорит Мари.
- Почему это звучит как: "я хочу убить тебя"? - напрягается Ксавье.
Мари медленно вертит в руках столовый нож и, повернувшись к нему, нежно воркует: "Я хочу убить тебя".
- Вот-вот, - подтверждает он, - бери мою картошечку.

Мы пробуем еду друг у друга, заказываем красивые напитки.
- Как в "Воображаемой любви", - говорит Мари.
- Все вокруг так часто говорят об этом фильме, что я уже просто обязан посмотреть, - с досадой восклицает Ксавье.
- Ну так поехали и посмотрим, - бросает Мари.
И мы едем в Башню. Запихиваемся втроем на двойные сиденья автобуса, Мари наслаждается тактильностью, Ксавье смеется, я перекидываю руки через поручни, чтобы удержаться на краю.
Мы приезжаем в Башню, Ксавье раскладывает на столе яблоки и печенья - остатки прощальной трапезы.
- Я должна тебе денег за ужин, - вспоминаю я.
- Ох, после всех этих вещей, что ты привезла в Башню... - Ксавье невесть зачем начинает перечислять: бинты, лекарства, книги, пока Мари не шикает на него с удивлением, - и всего того, что ты делала... в общем, ты мне ничего не должна.
- Ладно.
Вот так, Дым, не только о тебе напоминают вещи в Башне.

И мы смотрим эту чертову "Воображаемую любовь", так же больно, как в первый раз.
Потом долго прощаемся в коридоре, обещаемся встретиться завтра и, наконец, послезавтра, когда будем провожать Ксавье на поезд.
Вместе с Мари долго стоим на остановке, разговариваем, пока сумерки все сгущаются.
- Вон мой отец, - вдруг говорит она, указывая на двери магазина через дорогу, - а вон его семья.